Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н Ы Й С М Ы С Л
ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Соломона Воложина
20.06.2018 |
Словами обманывающая Юстина Копаня.
|
18.06.2018 |
|
15.06.2018 |
|
09.06.2018 |
|
07.06.2018 |
|
06.06.2018 |
|
05.06.2018 |
|
03.06.2018 |
|
02.06.2018 |
|
01.06.2018 |
|
31.05.2018 |
|
28.05.2018 |
|
25.05.2018 |
|
23.05.2018 |
Душа стесняется лирическим волненьем, и...
|
18.05.2018 |
|
18.05.2018 |
Почему читаешь - дух зазватывает, а смотришь кино...
|
16.05.2018 |
Экспромт. Я приобрёл какую-то трусость в восприятии произведения искусства. Словно я – профессиональный критик, и моя (не существующая в мире науки об искусстве) репутация и общественное с материальным положение (а их тоже нет) пошатнутся, если моё толкование данного произведения окажется неверным. (А кто знает, что верно?) Наверно, забочусь о посмертной репутации… Тем не менее, то, что меня вообще заставило когда-то писать – любовь к конкретике – раз за разом меня заставляет рискнуть и написать. Иной раз даже и о музыке, в которой у меня нет никакого образования (даже самообразования). Вчера я узнал о существовании на свете симфонической поэмы Рахманинова “Остров мёртвых” (1906), написанной по чёрно-белому варианту одноимённой картины Бёклина (1884). А у меня есть оригинальный отрывок об этой вещи (самоцитата): “Казалось бы, что кроме страха всех степеней и оттенков может внушать к себе смерть? Но в этой знаменитой картине – угроза, недобрые знаки, какая-то неуютность бытия чувствуется, в первую очередь, вокруг острова, а не на нем. Затишье перед бурей... На поверхности моря мертвый штиль, а небо уже до горизонта затянуто зловещей мглой. Порывы ветра там, в вышине, разодрали тучи, и последний свет еще прорывается сверху. Но у самой воды - все тихо. Лишь тонкие всплески лижут прибрежные камни, да лишь макушки огромных кипарисов на острове слегка качнулись под первым дуновением. Состояние моря и неба настолько противоречивы, что ждешь самого худшего. Но ведь все-таки: весь этот надвигающийся темный ужас, предчувствие, томление - вне острова мертвых... А сам-то остров – как крепость, готовая противостоять натиску хоть бы и урагана... Значит, смерть защитит от жизненной бури?! Кельи этой тихой обители усопших так прочны... Здесь, собственно, не стены, а могучие скалы надежно отгораживают ото всех на свете треволнений. И только душам, покидающим бренный мир, раскрывает... гостеприимные объятия остров. Обрывистые берега размыкают кольцо своих скал и там, в глубине, угадываешь уютную бухту, богатырской кладкой из огромных камней отгороженную от предательски тихого сейчас моря жизни. Время избороздило утесы трещинами, но громады неколебимы. Зато всегда открыты строгие ворота в бухту. Они не увлекают на тот свет, как Мефистофель Фауста, - обманом. Нет. За ними – откровенная пугающая таинственная чернота... Но, во всяком случае, здесь положен предел страданиям: действительно, какие могучие деревья вытянулись под сенью мрачного умиротворения. Быть может, в смерти успокоится душа? И вот очередного страждущего тихо доставляет черный перевозчик (мифический Харон) на широкой ладье с богатым ковром на сиденье для смертника. Торжественный момент: сейчас лодка вплывет в бухту забвения. Лишь лицом вперед надо встречать этот миг на пороге вечного покоя. Гребец развернул лодку кормой к воротам и тихонько перебирает веслами от себя. Тот, кто был человеком, облеченный в белый саван, встал, повернулся лицом к воротам и почтительно склонил голову... И все... И остается впечатление, что здесь не совсем естественная смерть. Ведь и остров - не чисто природное творение: вырублены в скалах ниши, окна, колонны, выложена из камней ограда бухты, ворота в нее украшены изваяниями... Да. Это остров мертвых. Но только тех, кто ушел из жизни по собственной воле. Это - остров самоубийц”. Так почему я решил написать о музыке? – Потому что моё толкование репродукции ближе к музыке Рахманинова, чем всё, что я прочитал в интернете: "…фантазия уносит композитора дальше живописца или, вернее сказать, в сторону от него. Вместе с занимающейся зарей Рахманинов хочет заглянуть по ту сторону бёклиновских стен; не в преддверие, а в самую обитель мертвых. И, заглянув, видит там не сумерки жизни бёклиновского античного элизиума, а чуть ли не дантовский ад и чистилище, с терзаниями, отчаянием, скрежетом зубовным. Об этом говорят беспокойные, ползучие хроматизмы средней части "Острова мертвых" Рахманинова, ее страстно извивающиеся мелодии; ее тяжкие, доходящие до мощных, трагических взрывов, подъемы” (Ю. Энгель. http://www.belcanto.ru/rachmaninov_isle.html). Энгель муки ада увидел на том свете. А я – на этом. И тот свет – спасение, хоть и невольно страшное, а не муки. И потому это остров самоубийц. Они к благому сверхбудущему рванулись из ужасного сегодня и такого же ожидаемого будущего. Потому Бёклин – символист. И Рахманинова называют в связи с этой симфонической поэмой вернувшимся к романтизму. Для меня не понятно, как можно из ницшеанства (см. тут) куда бы то ни было вернуться (ницшеанство – тупик). Но. Зачем себе ставить формальные препятствия? Ницшеанцем он стал от полного разочарования из-за разгрома народничества. А в 1906-м был тоже разгром – революции. Но какой-то такой, что полнейшим разгромом это не пахло. Рахманинов мог “пойти” вспять по траектории обычного изменения идеалов. А тогда куда? – Как раз в романтизм… К Бёклину как бы (тот в западно-европейских революциях XIX века разочаровался)… И вот, что я услышал (тут) в симфонической поэме (это был экспромт – записывание по ходу слушания; всю идейно-теоретическую подводку, что выше, я сочинил потом). Да простится мне, что я иногда в ритмоподражание скатывался. Плохо всё. Плохо всё. Вон бы мне. Вон бы мне. В тишину смерти. Тут-то – страдания. Плохо. Плохо. Уйти бы. Уйти бы. Мучает тут. Как ни красиво. Как ни сладко. Страшно уйти. Но надо. Но надо. Очень уж обижен. Очень обидно. Очень обидно. Так, что… А там. Лучше. Лучше. Или это кажется тут? Что там хорошо… Что там благорастворение. Ласка всё. Умиротворение. И дремота. Нет, это тут такое может быть. А там – нет. Что делать? Надо уйти. Надо уйти! Плохо тут. Плохо тут. Мука. Нестерпимая. Нестерпимая. До не`льзя. Хоть разорвись! О, горе. Плохо всё. Плохо всё. Но зато как торжественно. Как торжественно. Апофеоз. Это жажда жизни? Да. Эх ты. И само успокоение только тут и возможно. Оно и было. Было. Было. Тишина. Но что это? Зов. На тот свет. Траурный. Торжественный. Там райское что-то манит. Манит. Всегда его хотел. Тихого счастья. Довольства. А оно невозможно. А оно невозможно. Тут. В этой красоте и прелести. Какая жалость! Какая жалость! Или нет! Почему жалость, раз я испытываю это всё? Не знаю, чего хочу. И туда. И тут. Хоть разорвись. О, мука. О! Кто-то меня зовёт. Это не я. Судьба! Ладно, раз не я, то я подчиняюсь. Я подчиняюсь. Но не могу. Мне жаль. Мне жаль. Чего? Оно говорит: иди! Иди! Иди! Амба. Всё. Это конец. Но. Где я? В небытии? Во вневременьи? А что это приближается. Всё быстрее. Остановилось. Ласковое. Это просто моё воспоминание детства. Как же давно это было. И как жаль, что этого нет. А есть – мука. И необходимость уйти. Надо уйти. Надо уйти. Тихо. По волнам. Тихого моря. Качает лодку. Преддверие покоя началось. И рая. И иносчастья. А волны качают. Качают. Качают. Качают. Всё тише. 30 апреля 2018 г.
|
16.05.2018 |
|
11.05.2018 |
|
10.05.2018 |
|
<< 61|62|63|64|65|66|67|68|69|70 >> |
Редколлегия | О журнале | Авторам | Архив | Статистика | Дискуссия
Содержание
Современная русская мысль
Портал "Русский переплет"
Новости русской культуры
Галерея "Новые Передвижники"
Пишите
© 1999 "Русский переплет"