31.03.2018
17:18

Оп-пу-петь!

28.03.2018
22:34

Целенаправленный поиск.

26.03.2018
10:21

Позволить себе, что ли?..

Вообще-то я себе не позволяю вникать в стихотворения графомана. Потому что, во-первых, о графомании нет теории (я не встречал), а во-вторых, я не знаю теории развития современной поэзии.

Но о поэзии Дмитрия Быкове я что-то писал по какой-то причине (не выдержал, помнится), и, помнится, графоманом он мне показался (я так много пишу, что не всё помню, что написал). Впрочем, можно быстро проверить (с компьютером теперь можно делать чудеса). У меня три статьи, где упомянут Быков. Открываю первую и Find-ом спрашиваю: “графоман”. – Нет такого. – Вторую. – 4 таких слова. – Третью – нет такого. – Ясно.

И – позволять себе – так позволять…

Год или два, как меня перестали печатать в одном журнале, где главред дипломированный психолог. За то перестали, что я применяю слово “подсознание”, тогда как Фрейд его не применял и вообще наука его не применяет. – Я вошёл в раж, и, наверно, теперь у меня вообще нет ни одной статьи без этого слова. (Другие журналы не гнушаются.) – Мало того, у меня появилось впечатление, что от такой раскованности во мне произошёл скачок вкуса, что ли… Или наглость? И наблюдаю, что я стал легче замечать то, что по моим понятиям означает художественность: недопонятность.

Мои понятия есть договаривание до конца того, что опасался акцентировать Выготский в своей “Психологии искусства” (1925, впервые опубликовано в 1965). А именно, что художественность – это “текстовый” след подсознательного идеала автора, выражающийся в недопонятности. А неприкладное искусство – это общение подсознаний автора и его восприемников с целью испытания сокровенного мироотношения.

Так вооружённый, я прочёл стихотворение Быкова:

Всё сказано. И даже древний Рим С пресыщенностью вынужден мириться. Всё было. Только ты неповторим И потому – не бойся повториться. Жизнь тратили в волшбе и ворожбе, Срывались в бездны, в дебри залезали… Пиши, приятель, только о себе: Всё остальное до тебя сказали.

и всё понял.

Если коротко, воспевается индивидуализм. Если длиннее – индивидуализм противопоставляется… государственности, что ли. Общему. Низкое – возвышенному: "волшбе”, “ворожбе”. Мелкое – крупному, влекущему "в бездны”, “в дебри”. Свобода – Порядку (даже Рим, ассоциирующийся с римским правом, "С пресыщенностью вынужден мириться”, с чем-то личным, с обжираловкой римских оргий). Сдавался Порядок Свободе. Ибо превыше всего – неповторимое я. Настолько превыше, что можно и повторяться. А о тебе, дорогом, - пусть и вследствие мелкости твоей, - никто не сказал. Тогда как это – самое дорогое. И "Всё остальное” – ерунда, ничего не стоящая.

Когда, давным-давно, я учился эстетике, я воспринял было, кажется, у Плеханова, мысль, что искусство – это то, что рождает очень глубокие ассоциации.

Стихи Быкова их таки порождают.

Вспоминается Карен Шахназаров, которому теперешние США представляются подходящим к гибели древним Римом, с того мировым господством. Так здесь – в пику – проводится противоположная ассоциация, что Рим – вечный город, а античность – символ идеала. С её индивидуализмом.

"…гибельный героизм страстей, грязный идеал красоты, необузданное пристрастие к земле – это всё заимствовано нами у него [Гомера]. Заметьте, что ничего подобного никогда не наблюдалось в других цивилизованных обществах. Одни только греки [и их наследники римляне] решились таким образом идеализировать и обоготворить порок и преступление, так что поэзия зла существовала только у них и у народов, унаследовавших их цивилизацию” (Чаадаев. Статьи и письма. М. 1989. С. 138).

Доживи Чаадаев до нашей эры Потребления, он бы и её наследницей счёл.

Но Чаадаев движим был христианскими переживаниями, чем-то общим. Тогда как Быков – наоборот, движим частным, идеалами западной цивилизации, где нынче умалчивается, говорят, что она – христианская. Поэтому его Рим не только вечный, но против Третьего Рима, Москвы, против русского менталитета, не только коллективистского, но и героического, срывающегся "в бездны, в дебри”. Впечатление вечности его Рима, вечности индивидуализма подтверждается лингвистически: "Всё сказано”, “Всё было”, “повториться”, “Всё”. А повторение есть неизменность.

Если б я так и остался с плехановским критерием художественности, мне б пришлось Быкова счесть поэтом.

Иное дело теперь. Я не чувствую в его стихотворении ничего недопонятного. Наоборот, чувствуется, что он ещё до сочинения текста всё уже знал – что он хочет воспеть индивидуализм.

Но он не бесталанный. Он слова “индивидуализм” не применил. Он последовал правилу (я забыл, у кого я это прочёл), что надо всё время иметь в виду нечто, но его не называть. Даже “я” нету. Его Быков избежал обращением к “ты”. Оно даже поддерживается повтором звука “т” в окрестностях: "Только Ты неповТорим”.

Правда, почитав, как Катаев осмеял Казина, умудрившегося даже повторы согласных утворить в своих стихах… А уж естественно говорить ритмически и в рифму – многие могут.

Быков даже знает, что какую-то дозу непонятности надо впустить в стихи. Так обращение к "ты” несколько неожиданно. А неожиданность ведь тоже признак поэтичности.

Признаюсь, с этого и началась моя статья. Я читал необременённое непредвзятостью нападение на гениального, мол, Быкова:

"О какой “пресыщенности” древнего Рима говорит автор, мы должны догадаться сами. То ли от избытка лозунга “Хлеба и зрелищ!”, то ли от многочисленных войн, которые вёл Рим, то ли от избытка боёв гладиаторов, то ли ещё отчего-то. Непонятно: “ты” в третьей строчке – это Рим или “приятель”, к которому автор обращается в предпоследней строке стихотворения” (https://klauzura.ru/2018/03/valerij-rumyantsev-dmitrij-bykov-kak-zerkaltse-sovremennoj-russkoj-poezii/).

На слово "Непонятно” я немедленно среагировал, потому что мне всё было понятно. Я б так на Быкова не нападал. И вообще все нападки какие-то натянутые. И на второе стихотворение – тоже. А у меня и к нему всё та же претензия: всё понятно.

Август-август, мой месяц – анапест! Так тепло не бывало давно. На скамейке стирается надпись “Алексей плюс Наташа равно…” Над рекой ветерок повевает, Есть свобода и, в общем, покой. А счастливой любви не бывает, Не бывает совсем никакой.

Занесло лирическое “я” в минор. Через край занесло. Вообще в какую-то нирвану. В почти бесчувствие. Предсказано лингвистически: "не бывало”, “стирается”, “свобода”, “покой”, “не бывает”, “Не бывает”. И в итоге – "совсем никакой”.

Однако нирвана это Абсолют. И холодный. А тут "тепло”. Оттого впечатление несерьёзности, мимолётности, лёгкости, безответственности.

Этакий арабеск.

Ну бывает такое настроение. Усилению его, фиксации и предназначено стихотворение. Насколько первое стихотворение глубокое, философское, настолько второе поверхностное, что ли.

Такое же и третье обсуждаемое стихотворение (тот же август, то же тепло и то же почти бесчувствие):

Сиятельный август, тончайший наркоз. В саду изваянье Грустит, но сверкает. Ни жалоб, ни слёз – Сплошное сиянье. Во всём уже гибель, распад языка, Рванина, лавина, — Но белые в синем плывут облака И смотрят невинно. Сквозь них августовское солнце палит, Хотя догорает. Вот так и душа у меня не болит – Она умирает.

И то, и то, и третье – прикладное искусство, призванное усиливать, уточнять, воспевать и т.п. ЗНАЕМОЕ. Я б сказал – искусство второго сорта. Не занимающееся испытанием сокровенного.

Это как поэты песенники. Их в СССР не пускали, слыхал, в Союз писателей. А не пускали их, наверно, так же неправо критикуя их, как в упомянутом месте Быкова.

20 марта 2018 г.

23.03.2018
18:19

Серюзье.

20.03.2018
17:45

Полное отчаяние.

18.03.2018
15:17

Ох, грешен я, грешен!

16.03.2018
16:33

Пофигизм ли у Ерофеева.

13.03.2018
15:11

А вдруг...

12.03.2018
14:03

Хорошо, когда ничего не понятно.

07.03.2018
16:43

Закусив удила.

05.03.2018
09:12

Вектор.

04.03.2018
19:36

Украина - не Россия.

03.03.2018
13:05

Стесняюсь восторга...

02.03.2018
16:35

Урок Кафки.

28.02.2018
16:42

Слаб-с.

24.02.2018
14:09

Как из скуки сделать что-то.

22.02.2018
12:08

Одна, но пламенная страсть.

20.02.2018
11:19

Ещё проив Явлинского.

16.02.2018
13:41

Против Явлинского.

13.02.2018
10:00

Можно пожаловаться?