31.03.2018
17:18

Оп-пу-петь!

28.03.2018
22:34

Целенаправленный поиск.

26.03.2018
10:21

Позволить себе, что ли?..

23.03.2018
18:19

Серюзье.

20.03.2018
17:45

Полное отчаяние.

18.03.2018
15:17

Ох, грешен я, грешен!

16.03.2018
16:33

Пофигизм ли у Ерофеева.

13.03.2018
15:11

А вдруг...

12.03.2018
14:03

Хорошо, когда ничего не понятно.

07.03.2018
16:43

Закусив удила.

05.03.2018
09:12

Вектор.

04.03.2018
19:36

Украина - не Россия.

03.03.2018
13:05

Стесняюсь восторга...

02.03.2018
16:35

Урок Кафки.

Кто меня уже читал, знает: я – эстетический экстремист. Экстремизм мой состоит в том, что я акцентирую то, о чём Выготский, - в своей “Психологии искусства”, написанной в 1925 году в СССР, где и когда легко можно было поплатиться за идеализм, - предпочитал не акцентировать. – Что? – Что нет искусства без подсознательного идеала автора.

Почти сто лет прошло, а наука так ещё и не дошла до способности отличать, какое возбуждение в нейронах есть сознание, а какое – подсознание. Правда, там, где раньше идеализм в 1925-м был в загоне, стало можно акцентировать, что угодно. Но с 1965-го, когда впервые напечатали “Психологию искусства”, по сей день всё в искусство- и литературоведении стоит на том же месте. Я за полвека пребывания в этой области не встретил ни одного, кто бы пользовался теорией художественности по Выготскому.

Без акцента она, во-первых, не восходит к автору. Оставалась на уровне восприемника. Даже ниже – на уровне “текста”. Он, мол, должен быть противоречивым. Во-вторых, лишь мельком и косвенно говорилось о подсознательном характере катарсиса, третьего переживания, появляющегося от столкновения двух противочувствий, в свою очередь появлявшихся от противоречий “текста”.

Акцентируя, мне приходится идти по мысли Выготского вспять: “текстовые” противоречия финально появляются в сознании автора под влиянием пар противочувствий, полу или целиком осознаваемых, но – как результат порождения их подсознательным идеалом (или вдохновением безъязыким). До финала идут муки творчества: никакой “текст” не годится почему-то. Это “почему-то” происходит из-за несовпадения геометрической суммы, так сказать, противочувствий с исходным вдохновением. А какие-то противоречивые пары “текста” получаются сразу, как по наитию. Которое обеспечено совпадением упомянутой геометрической суммы с…

Пока идёт эта фантасмагорическая работа превращения несовпадений в совпадения или узнавания совпадения такого-то как именно совпадения, до сознания автора и не может дойти само содержание вдохновения.

Вот почему Кафка…

"…самому автору пришлось не один раз ее [притчу свою] прочесть, чтобы понять! Из чего это следует? Из дневниковой записи от 21 января 1915 года — Кафка в тот день читал невесте отрывки из “Процесса” и, в частности, “стражную историю” (он примерно так ее и называл: “Tьrhütergeschichte" — или просто “Legende”): “Мне только сейчас открылось значение этой истории…” Это, заметьте, через месяц после ее создания!” (Герберт Ноткин. http://magazines.russ.ru/zvezda/2015/3/12not.html).

И хорошо, если автору открывается, наконец, что он хотел сказать. А то ведь в большинстве случаев так и не открывается. И поэтому у учёных есть такой принцип: не принимать во внимание, что говорит автор вне своего произведения. Не принимать и всё. Разве что относиться только как к вспомогательному материалу, не более.

Самим же учёным (а простым восприемникам тем паче) – как-то так получается – в упор не видны факты “текстовой” противоречивости чего-то чему-то!.. В упор! И – годами и десятилетиями, если не больше, длится морок недопонимания произведения имярек.

Вот пример – та самая “стражная история”.

Перед Законом

У врат Закона стоит страж. К этому стражу подходит человек из народа и просит допустить его к Закону. Но страж говорит, что сейчас допустить его не может. Человек задумывается и затем спрашивает, не допустят ли его, может быть, позже. “Это возможно, — говорит страж, — а сейчас — нет”. Поскольку врата Закона, как всегда, открыты, а страж отошел в сторону, человек наклоняется, пытаясь сквозь врата заглянуть внутрь. Страж замечает это, смеется и говорит: “Если тебя уж так туда тянет, попробуй войти, переступив через мой запрет. Но учти: у меня длинные руки. И ведь я всего лишь младший страж. А там в каждом зале по стражу, и у каждого следующего руки длиннее, чем у предыдущего. Уже одного вида третьего даже я не могу вынести”. Таких затруднений человек из народа не ожидал. Закон же должен быть доступен всем и всегда, думает он, но затем, повнимательнее присмотревшись к этому стражу в его шубе, с его крупным острым носом и его длинной редкой черной татарской бородой, все-таки решает, что лучше уж он подождет, когда ему предоставят допуск. Страж дает ему скамеечку и разрешение присесть сбоку перед вратами. Так сидит он дни и годы. Он делает много попыток получить допуск и утомляет стража своими просьбами. Страж периодически устраивает ему маленькие допросы, спрашивает, откуда он родом и многое другое, но задает все эти вопросы равнодушно — так задают вопросы важные господа — и в конце всякий раз говорит ему, что пока еще допустить его не может. Человек, много всего взявший с собой в дорогу, употребляет все, даже самое дорогое, для того чтобы подкупить этого стража. А страж, хотя и все принимает, но при этом говорит: “Я беру это только для того, чтобы ты не думал, что ты что-то упустил”. Долгие годы человек почти непрерывно наблюдает за стражем. Он забывает о других стражах, и этот первый кажется ему единственным препятствием для получения допуска к Закону. В первые годы он невежливо и громко проклинает эти несчастные обстоятельства, потом, постарев, уже только ворчит себе под нос. Он впадает в детство, и поскольку за долгие годы изучения стража он узнал уже всех блох в воротнике его шубы, то он просит и их помочь ему и переубедить стража. В конце концов зрение его слабеет, и он уже не знает, действительно ли вокруг стало темней или это только глаза его обманывают. Зато теперь в темноте он различает немеркнущее сияние, которое исходит из врат Закона. Но жить ему осталось уже недолго. И перед смертью все наблюдения, сделанные им за это время, выстраиваются в его голове в один вопрос, которого до сих пор он стражу еще не задавал. Он кивком подзывает его, поскольку уже не может распрямить свое коченеющее тело. Стражу приходится низко нагибаться к нему, так как разница в росте сильно изменилась не в пользу человека. “Что ты теперь еще хочешь узнать? — спрашивает страж. — Ты какой-то ненасытный”. — “Закон ведь нужен всем, — говорит человек, — как же так вышло, что за все эти долгие годы никто, кроме меня, не просил допустить его?” Страж видит, что человек уже угасает, и, чтобы слова еще достигли его закрывающегося слуха, ревет: “Здесь никого больше не допустили бы, потому что этот вход предназначался только для тебя. И сейчас я иду его закрывать”.

Декабрь 1914.

В чём буквально сила стража? – В словах его? Или в доверии им его оппонента? То есть достаточно было проверить – и всё. Ворота-то предназначались только для оппонента. Он был хозяином своей жизни под сенью Закона.

Тут столкновение "Закона” (того, что для всех) с "вход предназначался только для тебя” (того, что НЕ для всех), со Вседозволенностью.

То есть Эта жизнь устроена плохо, раз в ней не дано узнать, что царствует Зло. И что в итоге? – А спастись в самой невозможности как в позитивном идеале.

Это страшный, пессимистический, но идеал, то есть с позитивом в себе. Он сделает счастливым того разочаровавшегося во всём, кто это примет. Пусть на миг. Пусть на предсмертный миг. Который не зря опущен Кафкой для своего персонажа под именем "человек из народа”. – Это специально. Чтоб читатель сам догадался. Не всем это дано. – Ну что ж…

Кафка против рабской терпеливости. Он – затягиванием повествования – нас доводит до такой степени предвзрыва, что есть надежда, что до многих дойдёт и идеал – иномирие.

Зря. Не доходит.

 

Интересно, какой общественный строй и какое государственное устройство должны наступить, чтоб, наконец, учёные приняли на вооружение “Психологию искусства” Выготского? – Неужели только коммунизм и местное самоуправление (т.е. анархия)?

Да, наверно. Жизнь-то тогда станет преимущественно жизнью в искусстве (творцом или сотворцом). Чем больше заниматься? Что иное сможет потрясать до глубины души? Не развлечения ж, не спорт… Материальное – всем по разумным потребностям – обеспечено будет автоматами… Любви – мало одной любви…

25 февраля 2018 г.

28.02.2018
16:42

Слаб-с.

24.02.2018
14:09

Как из скуки сделать что-то.

22.02.2018
12:08

Одна, но пламенная страсть.

20.02.2018
11:19

Ещё проив Явлинского.

16.02.2018
13:41

Против Явлинского.

13.02.2018
10:00

Можно пожаловаться?