|
|
Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н Ы Й С М Ы С Л
ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Соломона Воложина
|
20.06.2020 |
Господи, я ни с чем не могу согласиться!
|
|
17.06.2020 |
|
|
16.06.2020 |
|
|
14.06.2020 |
|
|
13.06.2020 |
Земля плоская, непосредственно глядя. Но это не доказательство.
|
|
12.06.2020 |
|
|
11.06.2020 |
|
|
10.06.2020 |
|
|
09.06.2020 |
Пленительно Я читаю книгу, которая есть как бы насмешка надо мной. Это “Крук” (2016) Бердичевской. Я аж вспоминаю… стыдно сказать… как я наткнулся на опус моей дочки-школьницы (она его писала тайком, а я, гад, взял и стал читать, наткнувшись), где всё было в превосходной степени. Ну вот строчка, на какой я остановился, чтоб начать писать свой отчёт: "На столе стояли также стеклянная салатница с ярким и свежим салатом, стопка больших плоских тарелок и мельхиоровые вилки и ножи. “Ага…” – подумал Паша и принялся усердно мешать пюре. В животе у него заурчало”. Когда, до этого места, я читал, как кушают в московской забегаловке под названием “Крук”, у меня почти слюнки набегали от русского жаркого и клюквенного морса. Всё – в превосходной степени… Тут были даже частные письма-рассуждения об n-мерном пространстве, не совсем чтоб головоломные. Создалось впечатление, что вас приобщили-таки к таким высокоумным соображениям. Что меня особенно пленяло – это образы иномирия (ницшеанского, какого ж ещё?). А ну найду. "…происходившее было необъяснимо и… пожалуй… грандиозно! Они уже шли над темной Москвой-рекой по мосту, с которого, если посмотреть направо, виден Кремль. И они посмотрели направо. Мрачное и волнующее предстало им зрелище на осеннем рассвете. В мусоре культурных наслоений, в медленно просыпающемся повседневном муравейнике поздней осени – крепость. Средневековая, построенная с размахом, рассчитанная на вечность. Темно-красная крепость с зубчатой стеной и бойницами, с башнями – гранеными или круглыми, приземистыми или многоярусными – под островерхими зелеными шатрами, увенчанными то рождественскими звездами, то золотыми двуглавыми орлами… Ни одной одинаковой башни, но все – совершенно одной породы и качества, как елки в одном бору. И уж точно не было больше нигде в мире такого бора. Нигде больше не росли такие вот могучие каменные ели с темно-красными стволами и сочно-темно-вечно-зелеными конусами крон… А внутри крепости, за высокими итальяно-китайскими зубчатыми стенами – легкие, как облака, бело-розовые на рассвете – соборы, с колокольнями, с матово-золотыми шеломами куполов и сияющими, подробно вырезанными затейливыми крестами, попирающими полумесяц. Соборы в бору… И все это в утреннем, как бы снизу бьющем, теплом свете, да на фоне сизого, ненастного неба… – Утро красит ровным светом… Сердце родины моей… – услышал Чанов голос Паши. – О, какое сердце… О!.. Круто!.. “Нежным светом красит, – подумал Чанов. – Поэт… А слов-то не знает… Вон как его распирает…”. И догадался вдруг: оттого ведь и поэт, что слов не знает. Именно ему предстоит слова найти, потому что именно он – хочет сказать…”. Вон, даже кодовое слово "вечность” есть… Впрочем, тут всё со смаком описывается. "За окошком стало сине. Из-за этого необыкновенно синего цвета Паша припомнил, что у Магды еще запланирован золотой абрикосовый компот, который будет радостно оттенять густеющую синеву за окном”. А жуткие 90-е годы тут были описаны как время делового успеха Чанова (продавал глав СССР в виде матрёшек), ставшего рантье. Убитый Сёма – как-то незаметно исчез. Я уж не первый раз подозреваю, что это – дамский роман. И мне немного стыдно вспомнить, как я опешил от описания переживаний этого Паши Асланяна, ударившего банкой варенья в лицо своего сожителя по общежитию, чеченца… Словно я сам ударил, почувствовал я. – Так прочувствовано описано. И всё улёты, улёты тут у всех куда-то в изменённое психическое состояние. И есть даже мистика. Соне в “Круке” является видение этого Чанова у Кремля, и она чувствует, что влюбилась в него. Как? Когда? – Наверно, во время чановского улёта куда-то по поводу своего дня рождения, - улёта, длившегося несколько суток в этом круглосуточно работающем “Круке”. Где и Соня обреталась. Просто читателю не продемонстрировано, как и когда. В результате – ощущение мистики. То же – с Чановым. Он назавтра после ухода, наконец, из Крука пошёл опять к Кремлю – почувствовать то же непередаваемое состояние души. – Не получается. А там, на мосту, стояла какая-то женщина, на которую он даже не посмотрел. Только на ботинки (мужские?!) глянул. И – бац: узнал эти ботинки на Соне, пришедшей снова в “Крук”, где и он опять сидит. И – он чувствует, что влюблён. Аж испугался и сердце заболело. Надо же… Какие страсти-мордасти… Всё – в превосходной степени… Как не стыдиться самого себя, что мне так интересно читать… дамский роман. Все персонажи находятся в состоянии большей или меньшей, но невменяемости. Как в тексте оперы: в каждом предложении – восклицательные знаки. Дурацкая мысль: как себя чувствует женщина, видящая, знающая, какую бурю она может поднять в душе мужчины? – Дада из-за Сони вену только что себе резал в туалете этого “Крука”… "Кусенька опять был причастен к смерти…”. Кусенька – это Чанов, Кузьма. Он прозорливо подумал, что Соня Дада отказала из-за него… А вы удивились этому "опять”? – Я – тоже. – Так захотела авторесса. Ещё один способ показать, какие чувствительные персонажи у неё. – И рассказала, как, ещё в школе, Куся оказался виновником смерти котёнка, доверившегося ему, Кусе, и увязавшегося за ним. – Его задавил грузовик. Куся прижался к стене, а котёнок – нет. "Куся не увидел гибели котенка как раз потому, что увидел ее, эту гибель, за секунду до случившегося. И ему казалось потом, что именно в ту секунду он еще мог что-то сделать. А он стоял, как вкопанный, с закрытыми глазами, он просто знал, и все”. Но главное – какая реакция. "Потом он побежал, не оглядываясь. И жил. Никому ничего не сказав. Только в школу между гаражами никогда больше не ходил”. А со мной был похожий случай, и я оказался холоден, как лёд. – Это надо рассказать, ибо я есть инструмент познания произведения. Я в командировке шёл утром на работу вместе с сослуживицей, молодой девушкой, меня не интересовавшей, но я считал долгом что-то интересное ей рассказывать. И она заслушалась. И надо было переходить дорогу с очень интенсивным движением. Я, рассказывая, глянул влево, одновременно шагнув на мостовую одной ногой (я собою заслонял ей обстановку на дороге слева; и она, доверяя мне, тоже пошла). А там мчался мотоциклист. И я передумал дорогу переходить – убрал ногу обратно. А она – нет. И он её сбил. А я смотрел и не шевелился, пока она медленно-медленно в воздух сперва взлетала, потом долго-долго падала по дуге на асфальт. Время пошло обычным темпом только после того, как она упала. – Мотоциклист улетел, как прилетел. А я принялся изображать взволнованного и заботливого. Вы, читатель, теперь понимаете, насколько я неподходящий для Бердичевской читатель. А та поднимает вопрос о несправедливости Бога. Это уже второй раз. А от первого я, воинствующий атеист, расплакался, надо отдать ей должное. Ибо уважаю описание общения с Абсолютом. С судьбой по воле авторессы имеют тут дело персонажи. Пленительно – следить за эволюциями магии любви.
Появились непонятности-недоговорённости. Нагло со стороны автора введённые. И вообще – какое-то предчувствие. Так и есть – умерла эта упоминавшаяся Магда. И повествование потеряло смак. Как только случилось совокупление главных героев, всё остальное стало экшн. Хоть и тут есть потуги на изображение изменённого психического состояния. Например, у Чанова вместе с Блюхером, подвизавшихся носить отравленных в “Норд-Осте” (где была террористическая акция). Чанов-де о Соне аж забыл на несколько дней. Новая, значит, встреча со смертью. Но теперь уже никакого впечатления. А всю эту книгу в интернете прочесть нельзя. И… Я решил её немедленно бросить. А судить, как фильм Данелия “Я шагаю по Москве” – как попытку выразить ницшеанский идеал. А для доказательности прочтите тут. И вам станет понятно, почему в романе все – улётные, экзальтированные. Даже чеченец, помните? я упоминал выше – получил инфаркт: его мама была среди заложников в “Норд-Осте”. 13 апреля 2019 г. Год спустя уже можно стало книгу в интернете дочитать. Я и стал дочитывать. И сомневаться, что ницшеанство тут правит бал – такие упоительные изменённые психические состояния описываются. Тоска Кузьмы по Соне в главе “Природа разлуки”… Потрясает. А образ фотографии куста при проявлении которой просматривалось женское лицо. – Бр. Мистика всерьёз. Улёты длятся и длятся. Не люди, а какие-то неврастеники. Особенно этот Кузьма, главный герой. В церкви, вон, что с ним творится: "…огромное понимание возникло на миг. Вспыхнуло и погасло”. Я по себе знаю, что такое бывает. По крайней мере, два раза помнятся. Оба – предвестия, что самую соль своей жизни я отдам критике. С ума сойти. Этот Кузьма так задумывается, что забывает дышать. – Этому что: поверить? Во – ницшеанская мысль: ""…Сегодня уедем”. Сквозь стеклянную стену в рваном тумане проглядывали горы. “Так было до меня и будет после”, – вечная мысль пролетела”. О. Ляп: "– Мне нравится буква “Ф”, в ней есть Фосфор, и Физика, и Философия, и Фауст… Эта буква к нам из латыни пришла, в древнерусском ее не было”. А как же с буквой ферт? А вот и настоящая жуть. Мысль. Что нужное для адронного коллайдера, что в Швейцарии (где сейчас наши персонажи), объединение компьютеров для сомышления предназначено, чтоб пользоваться явлениями вслепую (ибо чувственно – невозможно). И это страшно. – Впрочем Кедров "принципом ненаглядности” 40 лет назад не пугался (Кедров. Ленин и научные революции. М., 1980. С. 98). Социальный оптимизм ещё доживал в СССР свои последние годы? Не чета нам теперь, при периферийном капитализме? – Ну что ж. Не всё одной скуке Этого мира сокрушаться ницшеанству, пусть и страху тоже. Да? Стало как-то веселее. А то тоскливо было, когда я усомнился, что ницшеанство тут заводила. Читал как-то по инерции. Хоть и экзотика тут всякая психологическая. Впрочем, если среди всех тут читаемых во второй половине книги прелестей швейцарских не состоится счастье взаимной любви Кузьмы и Сони, то признать ницшеанство Бердичевской не получится. Изменённые психические состояния предъявляются одно за другим. Потеряли остроту. Даже, вон, чуть не утонул Кузьма Чанов в Женевском озере, и – ничего. Или вот: "Никогда ничего подобного с ним не было, но он совершенно не думал об этом. Подумаешь, не было…”. Это он встречает Соню в аэропорту, бегая то к месту встречи, то к забытой на сиденье розе, то опять к месту встречи. Прелести продолжаются. Но до конца романа есть ещё достаточно много текста, как видно по указателю на экране. Ну-с, ждём-с беды. А пока… У Бердичевской просто плохой вкус, раз на каждом шагу у неё изменённое психическое состояние. Вот – встреча нового, 2003 года: "Огромная череда людей примерещилась Чанову. Не все лица он смог различить. Гораздо, гораздо больше их было, людей 2002-го уходящего года, чем Кузьма смог бы припомнить, но они – были, и стояли сейчас рядом”. Я-то название статье дал по первым впечатлениям… Мне сейчас подумалось… А чего дочка-то моя, школьница, ударилась в такое р-р-романтическое сочинительство о всём прекрасном. Романтизм же – от разочарования бывает. Что там у неё могло быть? – Наверно, не влюблялись в неё мальчики, как в других одноклассниц. Я раз слышал её рассуждение по телефону про первый снег и снежки, которыми её попотчевали одноклассники: “Если никто не залепит в тебя, тогда вообще…”. Но чтоб романтизм бытовал в России теперь… – Представляется, что это как-то слабовато (после того, как романтизм известен уже больше 200 лет). Разочарование покрепче б должно быть – ницшеанство (хотя и ему уже больше 100 лет). А тут, пока если и не изменённые психические состояния, то просто рай на земле, не ощущающий своей пошлости и материальности. Собственно, Соня не ответила согласием на предложение Кузьмы, - подумалось вдруг мне как что-то спасительное для перца книги, для ницшеанства…. О чтении стихов поэтом Вольфом я молчу – я ничего не понял. На презентации Вольфом своей книги стихов все повлюблялись в игравшую там на виолончели Соню. Ну? Пан или пропал… Или сейчас Соня от Кузьмы ускользнёт, или просто кончится время рая пребывания этой компашки друг с другом. Ого. Аж курсив применён – для церковного пения на Рождество. Только почему эта радость-радость так кончается: "…никто не придет назад…”? Этому противостоит простое православие: "И вдруг понял: “спасибо” – это “спаси Бог”…”. Причастились все. И прощены грехи… Назавтра все друг друга попровожали разлетаться по домам. "Все в нем [Кузьме] ныло, каждая клеточка. “Вот они сошлись – любовь с разлукой, вот как это происходит…” – думал Кузьма и делал усилие над собой, чтоб не хвататься за сердце”. И… всё спущено на тормозах оптимизма: "– Хорошо! – Что? – спросил Чанов. – Что мы живые. Что сошлось так, все сошлось. Повезло, ей-богу… Спасибо! – он двинул Чанова по плечу и захохотал, пугая окружающих пассажиров. – Регистрацию объявили, тебе пора!”. Я всё-таки ошибся. Нельзя судить по половине книги. Бердичевская не ницшеанка. Если и выбрать для неё что из типов идеалов, так барокко: соединение несоединимого. 5 июня 2020 г.
|
|
08.06.2020 |
|
|
07.06.2020 |
|
|
02.06.2020 |
Можно ли разбить кирпич ладонью
|
|
01.06.2020 |
|
|
31.05.2020 |
|
|
28.05.2020 |
Существует ли идейная безыдейность?
|
|
21.05.2020 |
|
|
19.05.2020 |
|
|
14.05.2020 |
|
|
13.05.2020 |
|
|
11.05.2020 |
Кривда Шаламова или Есть левые и левые, а ещё "новые левые"
|
| << 51|52|53|54|55|56|57|58|59|60 >> |
 |
Редколлегия | О журнале | Авторам | Архив | Статистика | Дискуссия
Содержание
Современная русская мысль
Портал "Русский переплет"
Новости русской культуры
Галерея "Новые Передвижники"
Пишите
|
© 1999 "Русский переплет"
