13.03.2020
18:40

Целесообразность одного теоретического допущения в науке об искусстве

11.03.2020
12:33

Геометрические страсти, в частности, бесстрастие

10.03.2020
19:50

Кошки скребут

09.03.2020
20:22

Сверхизысканность?

02.03.2020
13:55

Идея!

Мне пришла мысль, и я её думаю. Мысль состоит в объяснении того, почему Западная Европа вечно гонима вихрем новаторства. И её то и дело заносит. То они жгут ведьм на кострах…

Мгновенно подумал: а на Руси это было? Интернет же всё знает… – Было, "но в гораздо меньших масштабах, нежели на западе – смотрите на карту” (https://zen.yandex.ru/media/id/5afc6d2f3dceb7fc691407c3/cjigali-li-na-rusi-vedm-i-koldunov-5c5ae2845e76cd00adbf706c).



Гуглоперевод: Количество предполагаемых “ведьм” и “волшебников”, убитых в каждой стране в начале современной области.

Наверно, в начале Нового времени, которое оцифровывается так: XVI – XIX века.

В Испании так мало, потому что там больше еретиков жгли, а про ведьм думали, что они занимаются самооговором и не казнили.

А на Руси, соответственно, не наказывалось знахарство и ворожба на хорошую погоду.

Но с Западом – так и есть. – Запад свихивается. Революции с Запада родом. Нормой становящиеся крайности тоже всё больше там. Само понятие моды – тоже оттуда:

"Вероятнее всего, оно сформировалось в западно-европейских странах произвольно, в связи с постоянным появлением новых одежд различных фасонов и разных названий.

Мода в одежде, как глобальное явление, начала формироваться во Франции в XVII в.” (https://www.casual-info.ru/wiki/%D0%98%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F%20%D0%BC%D0%BE%D0%B4%D1%8B.%20%D0%9A%D0%B0%D0%BA%20%D0%B2%D0%BE%D0%B7%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%BB%D0%B0%20%D0%BC%D0%BE%D0%B4%D0%B0 ).

Вот и во впадании в крайности приоритет у Запада. То в нацизм там впадают… Теперь в половое извращение.

Это как-то связывается с другим полюсом: шаманство задержалось у северных народов из-за бедности культуры. Прекращение естественного отбора у человечества привело к порче высшей нервной деятельности по такому её показателю, как подвижность. Из-за малой подвижности становится истерия. Ритуалы от неё спасают. И вообще, чем больше проявлений культуры, тем больше спасение. При советской власти северные народы спаслись. Необратимо. (http://philosophy.spbu.ru/userfiles/rusphil/Veche%20%E2%84%9616-7.pdf). Так можно упрощённо прикинуть, что полюса залётов и застоя находятся на краях Запада и Северо-востока.

Поэтому на Западе появляются такие аномальные явления, как карикатуры Шарли Эбдо, как – на днях – карнавальное шествие в испанском городе Кампо-де-Криптана, посвященное насмешке над холокостом. На Западе даны и определение и описание долгосрочной промывке мозгов – окно Овертона. И всё это – сознательные акты.

Им противоположно высшее искусство – неприкладное, обеспечивающее общение подсознаний художника и его восприемников.

Причём с ним приоритет тоже сперва (в историческое время) был у Западной Европы. В доисторическое время приоритет был у Африки, когда и где человечество появилось. В Западную Европу оно – из-за прекратившегося естественного отбора – пришло уже вырождающимся. Чему свидетельство – натуралистическая пещерная живопись, даже искусством (неприкладным) не являющаяся (см. тут).

А в Африке – орнамент из прямых линий – вполне себе был выражением подсознательного МЫ, в смысле – люди.

Что (или Кто) заставлял самок бесшёрстных мутантов-внушаемых взять плоский кусок охры и, каждой, начертить на нём чем-то острым большую неожиданность – отрезок прямой (примыкающий к отрезку прямой, начерченному предыдущей самкой, взявшей тот же острый предмет и подошедшей к тому же куску охры), вместо того, чтоб всем вместе поднять визг и не отдавать детёныша одной из них на съедение стаду, где заправляют шерстистые внушатели, один из которых одной из внушаемых велел, вот, дитё отдать? – Заставляет подсознательное МЫ, дескать, люди. Сознанием бесшёрстные, рисуя, исполняют свободу воли (нельзя не отдать дитё – стадо {МЫ, бесшёрстные и шерстистые} голодает, нельзя и отдать {НАМ, бесшёрстным, этак конец будет}): можно делать что-то третье, экстраординарное, достойное ситуации. “Я” ещё не существует, слито в “МЫ”.

Явления [МЫ, люди, цензор поведения], "…порождающие самосознание [делание экстраординарного третьего], имели бессознательную причину образования” (Мозжилин. https://cyberleninka.ru/article/n/gomogennost-yazyka-i-religii-psihoanaliticheskiy-podhod).

Тем паче бессознательную, что “МЫ” является "Иным, не доступным чувственному опыту” (Там же). Все просто знают, что ввиду всеобщей повышенной способности к имитации “приказать” может каждый, но не делает этого. Это идеальным, можно назвать, или – символическим.

После этого достаточно было бесшёрстным (и уже имеющим и сознательное, и подсознательное, и вторую сигнальную систему {обеспечивающую то и другое}, и контрвнушение {орнамент был способен ввести в ступор шерстистого внушателя, и ребёнок бывал спасён}), - достаточно было мутантам из стада вместе удрать, и это уже было человечество.

Оно знало силу экстраординарного, т.е. искусства (тогда неприкладное {выражающее подсознательное “МЫ”} и прикладное {могущее ввести в ступор командира} были слиты). И… человечество запретило искусство. Даже слово, обозначающее цензора, когда он был осознан и назван, нельзя было произносить людям. Чего след по сей день остался в иудаизме (там нельзя произносить имя Б’га).

Тогда подсознательное изменило своё содержание с “МЫ” на “Я”. И бунтарь первобытный художник тайком от других, в тёмном месте пещеры, на, скажем, мокрой глинистой стене выражал это “Я”, подсознательный свой идеал, рисуя так называемые макароны – следы пальцев своей руки или делая оттиск всей ладони.

Это наказывалось. Отрубали на первый случай одну фалангу пальца.

Бунтарь не сдавался. Как факт, есть отпечатки ладоней без одной фаланги на пальце.

Бунт продолжался. И есть отпечатки ладоней с отрубленными двумя фалангами пальца.

Такое находят на всех континентах, куда смогли из Африки проникнуть первые люди.

Дальше в подсознательное попадает явление, наоборот, не индивидуалистское, а коллективистское – половое табу. Нехорошо хотеть окружающих женщин, а хочется. Начинается, нечто как вроде, прикладное: выделывание маленьких женских фигурок с гипертрофированными вторичными половыми признаками и даже просто беременных. Их можно прятать в кулаке. Ощущать и успокаиваться от вожделения. В индивидуальном порядке. Исполняется компенсаторная (не специфическая {ибо можно, например, и онанизмом удовлетвориться}) функция искусства. Но эти палеолитические венеры выражали ещё и подсознательное желание введения в племени полового табу. Когда оно было введено, перестали ваять такие фигурки. Эти венеры тоже распространены всюду (их больше найдено в Западной Европе просто потому, что там больше было раскопок).

А потом в силу вошли религии и государства и подчинили себе искусство. Оно стало преимущественно прикладным. Это отражено в одной литературоведческой теории, что есть в литературе периоды религиозно-риторический и светско-риторический (риторика – умение убеждать, нравоучить), которые длятся многое-многие века, пока не наступает художественный период (с романтизма начинающийся). Что-то подобное было со всем искусством, кроме литературы.

И только в порядке исключения творцы произведений стихийно восходят до художественного качества (т.е. их “тексты” имеют следы подсознательного идеала автора).

Государства и религии теснили авторов (надо и в жизни, и у вас, в искусстве, поступать так-то и так-то), авторы терпели, но иногда…

Когда стряслась чудовищная катастрофа в Древней Греции, когда вторглись в неё с севера дорийцы, когда рухнул сложившийся уже рабовладельческий строй, исчезли города, и само существование ахейцев было под вопросом, они, в лице Гомера, спаслись эпосом “Илиада” и “Одиссея” (о разгроме ахейцами ничтожных по сравнению с дорийцами троянцев). Точнее, спасение было в ритме гекзаметр. Ритму ж плевать вообще на всю принудительность жизни, какой бы она ни была: первобыино-общинной с равенством или государственной и иерархической от земли до неба включительно (с иерархией олимпийских богов). Ритму плевать было на весь Этот мир. То есть в содержании идеала оказывалось принципиально недостижимое иномирие, а сам идеал оказывался в подсознании (с иноименованием в сознании – “красота” {“грязный идеал красоты”, как выразился христианин Чаадаев})! И с осознаваемым, но умалчиваемым идеалом вседозволенности, какая есть у их почти человеческих, просто очень больших, богов.

В Индии роль потрясших всё дорийцев сыграли кшатрии, владетельные воины, вторая после брахманов (духовных наставников) каста, принявшаяся за централизацию индусских государств, отчего брахманы стали терять свою первую роль и во всём в этой внешней жизни разочаровались. Решили уйти даже не во внутреннюю жизнь, а ещё дальше – в бесчувствие. Образом чего художники применяли почти прикрытые веки и четверть улыбки.



Самадхи Будда. III или IV в. Шри Ланка.

Теперь смотрите. Иномирие в подсознании Гомера явно дальше отстоит от выражавшего его побега из действительности в красоту, чем побег из такой же, плохой-преплохой, действительности пробуддистских художников. Пробуддистов можно даже обвинить в иллюстрировании знаемого. Нирвана явно была в сознании этих художников до того, как они принимались ваять-рисовать. Потому и прищуренные глаза и тончайшая улыбка Будды не так уж неожиданны и удивительны, по сравнению с ритмом гекзаметр (6 дактилей и спондеев), ритм и колоссально разнообразный по сочетанию дактилей и спондеев (32 варианта, см. тут), и однообразный. – Вольная воля… – Отличие Греции от Индии походит на отличие активности от пассивности в безнравственности (если согласиться считать безнравственным наплевательство на действительность с её Злом, наплевательство ради красоты или бесчувствия).

Не сказалось ли эта разница в инициативности навсегда на отличии Запада от Востока?

Но и в послегомеровской Древней Греции случаи выражения подсознательного идеала автора случались, правда, лишь в порядке исключения. А нами таковыми воспринимаются ещё и в порядке недоразумения.

Например, знаменитое словосочетание “древнегреческая трагедия”…

Она трагедией (с плохим концом, дионисийским {с убийством бога}) была только, если забыть, что нравственность и традиция требовали заканчивать хорошим концом (для чего сочинялась сатировая драма {дионисийцы, убившие вчера бога, сегодня очень раскаивались, и у них происходило очищение}). Последняя часть, например, для эсхиловой “Орестеи”, “Протей”, была утеряна. Трилогия же для нас получилась трагедией. Плюс Эсхил, аристократ по жизни, написал её во время демократии, когда та дралась с олигархией (за которой было будущее), не понимая, что пишет во имя в будущем победящей аристократии. (Вот такой фокус.) От авторского непонимания страдания аристократические значительно у Эсхила превосходили страдания плебейские, чего б не получилось, осознавай Эсхил свою тенденцию. (Которую потом он осознал-таки и из демократических Афин удрал.) А перед нами через тысячи лет предстаёт трагедия аристократа во всей силе и глубине (чуем выражение подсознательного аристократического идеала автора, этой вседозволенности через преодоление страданий от недозволенности).

Можно усмотреть, что от аморального (с обывательской точки зрения) посыла Гомера вся античность предстаёт как бы пунктиром, где преобладающие пустоты между чёрточками есть религиозно-риторическое (моральное с той же точки зрения), то есть прикладное. Так подсознательный идеал в античности хоть редко да пробивается. А на Востоке – никогда.

Христианство с языческим (в лице римского) развратом покончило на тысячу лет и вернуло искусство в состояние абсолютно прикладного (религиозно-риторического).

Впрочем, и там – в виде исключения – прорывался подсознательный идеал автора (см. тут). Это – случай с православной иконой “Чудо Георгия о змие” (конец XIV в.).

Вы сравните тонкость копья у новгородца с толщиной его в Западной Европе.

 

Фреска 13-го века в Анкерсхагене, Мекленбург

Миниатюра из рукописи “Пассио Санкти Георгий” (Верона, вторая половина 13 века)

Книга Часов (ок. 1380?).

Часы Грея (ок. 1400)

Или обратите внимание, что всюду у них стоит та девица, которую должен был пожрать змей (рисовальщики явно занимались иллюстрированием легенды), а у новгородца её нет.

В чём дело?

А в том, что древнерусский иконописец подсознательно вдохновлён особостью своей религии. ПРАВОславием. Тем, что Бог не иначе как особенно любит Русь, раз сто лет назад не дал её добить Батыю (тот так и не дошёл до Новгорода). Достаточно просто святой веры, и будешь спасён в этом полном зла мире. И вера – так художника осенило – это белое (и не надо даже девицы), а зло – контрастное ему, само по себе красивое (раз благой итог – известен; и в этом – неожиданность): пурпурное. И для благого итога не надо физических сил (их и не могло быть у Георгия, ибо это у него подвиг после смерти), не надо толстого копья. Достаточно символического копья веры. Лучшей, чем та, в которую латиняне верят.

Когда – в Возрождение и после – Европа в искусстве очнулась от религиозно-риторического морока и перешла к светско-риторическому, подсознательный идеал автора стал прорываться чаще. А Восток продолжал “спать” в прикладном религиозно-риторическом.

Потом и вообще наступил художественный этап.

Но.

Он быстро стал терять художественный потенциал.

Революции потребовали обслуживать себя. Контрреволюции – себя. Вышедшим на арену истории массам тонкость чуяния следов подсознательного идеала в произведении была не по плечу. А потом пошли идеологические и информационные войны. И дело художественности покатилось к чёрту. Вейдле объявил об умирании искусства (надо понимать – неприкладного). А во второй половине прошлого века вообще началась эра, можно сказать, околоискусства: утрата искусством условности (перформансы, акционизм, хепенинги и т.п.) И всё это стало возможным раскрутить с помощью СМИ.

С их помощью вообще пошли сплошной чередой залёты в жизни. Самоубийства детей, например. Или детский терроризм.

И надежда только на будущий коммунизм. Он, во-первых, спасёт человечество от смерти из-за перепотребления. А во-вторых, освободив от необходимости работать (работать будет роботы), даст возможность жить в неприкладном искусстве (именно в неприкладном, потому что оно обеспечивает тончайшие переживания; общение подсознаний автора и восприемников по сокровенному поводу, волнующему до глубины души).

29 февраля 2020 г.

01.03.2020
23:08

Русский и белорусский идеалы

26.02.2020
11:42

Оболганный Ницше

25.02.2020
13:06

Смысл - сохраниться при изменении и сохранить изменившееся

24.02.2020
13:51

Как родилось Северное Возрождение

23.02.2020
14:25

Сомов и иномирие

20.02.2020
12:28

Предвзято ли это...

18.02.2020
14:19

Против Толстого

12.02.2020
11:00

Флаг Великанова над Рейхстагом

11.02.2020
13:17

Судить, не читая

06.02.2020
18:54

Патриотизм слишком мал для национальной идеи России

01.02.2020
11:12

Исключительное в Белоруссии

28.01.2020
10:59

Возмутительно

27.01.2020
10:58

Срыв голоса

25.01.2020
13:23

Бессилие?

22.01.2020
14:08

Чекрыгин