04.10.2018
21:11

Не спится.

03.10.2018
15:50

Имею ли я право?

30.09.2018
11:29

Нерастраченная сила, неразгаданная грусть.

29.09.2018
12:36

Не можешь - садись в лужу!

28.09.2018
11:19

Что меня гложет?

27.09.2018
15:47

Стоит ли иное у Сорокина читать.

24.09.2018
12:08

Накрутил себя.

23.09.2018
09:36

Есть шанс...

21.09.2018
18:28

Над чем смеётся Рубин.

19.09.2018
22:50

Николай Чоччасов

16.09.2018
14:11

Исписался.

15.09.2018
15:36

Наобум лазаря.

12.09.2018
10:23

Насколько чуток Владимир Крылов?

11.09.2018
12:30

Наваждение.

09.09.2018
16:49

Не верьте своим впечатлениям, пока не дочитаете до конца.

08.09.2018
12:26

Тяжело любить советский народ.

07.09.2018
10:34

Я допустил ошибку.

06.09.2018
19:45

В муках отсутствия хорошего чтения.

Я (вечно я с себя начинаю…) раз обратил на себя внимание редакции “Литературной газеты”. Принял участие в конкурсе критиков, по итогам была редакционная статья – я понял, что её автор ею извинялся, почему я не был отмечен, какие-то письма искусствоведческие я им слал. И вот (а на дворе начиналась эпоха перестройки) мне пришло письмо-анкета, чтоб я отвечал на каких-то полмиллиона хозяйственных вопросов (о ценах, о моих предпочтениях). Я ответил – возмущением, что я им пишу как в редакцию литературного, а не какого-то хозяйственного журнала.

Идеализм мой так силён, что я теряю способность воспринимать, когда напарываюсь в произведении, претендующем называться произведением искусства, на деловые перипетии. Вот вчера, маясь от скуки, я смотрел сериал “Курортный роман”. И туда втиснута какая-то финансовая интрига. Так пришлось выключить телевизор. А сегодня стал читать роман Идиатуллина. Писатель знаком, запомнился по недавно прочтённому его же другому роману. Но там не было финансовых интриг. А тут – бац – глава о какой-то юридической диверсии. Какие-то франшизы, ритейлы, роялти…

Я сразу стал читать по диагонали, пока глава не кончилась. И скучно продолжать.

Ужас. Нечего смотреть… читать…

Вспомнилась “Пиковая дама”: мирандоль, руте, пароли… (я эти слова, конечно, не помнил, я их списал, специально открыв роман), - так там я читал и совершенно спокойно пропускал мимо внимания такую непонятность.

А есть способ найти себе отдушину: взять и почитать о той же “Пиковой даме” недочитанное исследование Меерсон о персонализме, в частности, в этом романе.

Персонализм – тоже специальный термин. Что это такое говорит подзаголовок книги: “Литературный мир глазами его обитателей”.

Так я просто наслаждаюсь, когда специалист передо мною открывает…

Вспомнил, как я удивился, глядя когда-то “Что? Где? Когда?”, что в имени Германн два “н”. А много-много лет спустя я, кажется, у той же Меерсон узнал, что это чтоб противопоставить благородного Сен-Жермена (Святого Германа, с одним “н”) пройдохе Германну.

Вот чем я восхитился у Меерсон в этот раз:

""При виде пистолета графиня во второй раз оказала сильное чувство. Она закивала головою и подняла руку, как бы заслоняясь от выстрела... Потом покатилась навзничь... и осталась недвижима.

— Перестаньте ребячиться, — сказал Германн, взяв ее руку. — Спрашиваю в последний раз: хотите ли назначить мне ваши три карты? — да или нет?

Графиня не отвечала. Германн увидел, что она умерла”.

Здесь есть два анахронистических момента.

. . . . . . . . .

Второй момент сложнее и более связан со странной и идиосинкратичной [сугубо личной, индивидуальной, своеобразной], именно Германновой субъектной призмой. Слова “Германн увидел, что она умерла” отличаются по смыслу от слов “Германн увидел, что в этот момент она умерла” — не говоря уже о том, что они значат совсем не то, что значило бы нейтрально-объективное (в смысле сюжетной конвенции, конечно) “в этот момент она умерла”. Во втором, гипотетическом, случае, отмечающем некий момент смерти графини, было бы некоторое заявление “объективной” истинности этой смерти в этот момент, подтверждение впечатления Германна от рассказчика как из независимого источника. В случае же с тем предложением, которое реально есть у Пушкина, можно понять его и как прозрение Германна, произошедшее в тот момент, но по поводу чего-то, что могло бы случиться и ранее, и вообще в другой временной плоскости, к которой до того момента он просто был слеп. “Раньше не видел, а теперь увидел” — отнюдь не то же самое, что “раньше была жива, а теперь умерла”.

К тому моменту, как Германн видит графиню мертвой, она могла бы быть мертва и давно, и недавно. Хронологически открытое прошедшее русского совершенного вида дает нам возможность увидеть событие смерти графини как произошедшее только что или очень давно. Субъектная призма видения Германна не имеет никакой более объективной альтернативной коррективы. Умерла ли она раньше, мы можем только гадать, а с “достоверностью” видим ее мертвой только тогда, когда так ее видит Германн. Но его идиосинкратическая призма связана именно с некоторым анахронизмом — точнее, с хронотопом с определенным концом (конец умирания), но неопределенным, открытым началом (начало умирания: только ли что или уже очень давно?)”.

У Меерсон неотчётливо тут проведено противопоставление… Процитирую себя (отсюда):

“…всё это нужно было Пушкину, чтоб разделить персонажей на группу выскочек, недворян, экстремистов, прореволюционеров, нехороших, причастных к тёмным силам (Наполеон, Герман – который на Наполеона похож, Лиза), и на группу не выскочек, дворян, уравновешенных, эволюционистов, хороших, к тёмным силам не причастных (Сен-Жермен, Графиня, Чаплицкий, Томский, Нарумов, княжна Полина)”.

У Пушкина в 1833-м году, когда и написана “Пиковая дама”, терпел поражение его идеал консенсуса в сословном обществе России. Идеал терпел поражение, а Пушкин хотел ему помочь. Как? Привлекая мистику для покарания Зла (накатывающего на Россию капитализма), раз в действительности что-то не пахло, что может Зло покарать. Привлекая-то привлекая, но не отказываться ж от реализма… И вот эта мистика помещена в мировосприятие Германна (в частности, старуха, мол, тая тайну карт, стала умирать давным-давно). Чтоб из-за своей мистичности впоследствии злодей, наконец, в карточной игре прокинулся и сошёл с ума.

Ну такую вот душевную слабость проявил несчастный Пушкин, у которого и в жизни стало всё не ладиться. Настолько, что он стал нарываться на смерть. В последний год жизни он вызывал на дуэль 5 раз. А в 1833-м ему до этого последнего оставалось три года.

6 августа 2018 г.

05.09.2018
07:48

Бедность как ценность.

31.08.2018
16:46

Сезанн: "Сезам! Не открывайся!"