Какие инновации пришли в сахарное производство в XVIII веке
Еще 200 лет назад белый сахар считался роскошью и был доступен лишь немногим. Теперь он содержится в большинстве товаров на полках магазинов, а ВОЗ предупреждает об опасности чрезмерного употребления сахара и искусственных подсластителей. В книге «Сладкая история мира. 2000 лет господства сахара в экономике, политике и медицине» (издательство «КоЛибри»), переведенной на русский язык Владимиром Измайловым, историк Ульбе Босма рассказывает, как превращение сахара в товар массового производства было связано с рабством, болезнями и деградацией окружающей среды. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом об инновациях, которые изменили сахарное производство в XVIII веке.
Наука и тропическое сельское хозяйство
Семилетняя война (1756–1763) стала первым конфликтом, охватившим четыре континента и отметившим начало периода, в который Британия упрочила свои позиции мирового гегемона. Она превратила Индию, крупнейшего в мире производителя сахара, в свое важнейшее колониальное владение. В то же время для Франции и Испании эта глобальная война окончилась унизительным поражением. Франция, самая населенная страна Европы, и Испания, все еще обладавшая необъятными колониями на американском континенте, поняли, что если им не удастся увеличить доход от своих заокеанских владений, то превосходство Британии на море вскоре переведет их в ранг второразрядных колонистов. Война заставила эти страны по-новому взглянуть на экономики их уменьшившихся империй, и теперь в их стремлении к увеличению прибыли от колоний главную роль играло тропическое сельское хозяйство.
Такой переход был инициативой физиократов. Изначально они были группой французских экономистов, настаивавших на том, что сельское хозяйство представляло собой источник всякого богатства, и утверждавших, что сельскохозяйственные продукты должны иметь высокую цену. Они осуждали дорогостоящие колониальные войны, которые, по их мнению, были следствием неверной протекционистской политики и меркантилистской доктрины, гласившей, что экономический ущерб, нанесенный одному народу, приносит прибыль другому. Среди физиократов встречались такие влиятельные колониальные администраторы, как Пьер-Поль Мерсье де Ла Ривьер, интендант Мартиники, снявший намного больше ограничений на торговлю с Новой Англией, чем ему позволял Париж.
Испанская корона примерно так же отказалась от запретов на торговые отношения с другими странами, прежде наложенных на ее колониальные владения и их жителей. Теперь испанские власти признавали, что местные торговые инициативы заслуживают их полной поддержки. Более того, англичане ненамеренно оказали Испании большую услугу, когда в 1762 году захватили Гавану, позволив Кубе торговать с Англией и городами Чесапикского залива (на восточном побережье будущих США). За одиннадцать месяцев британской оккупации испанские креолы, жившие на острове, поняли, что власть Испанской империи не оставит им никаких шансов воспользоваться своей благоприятной близостью к колониям поселенцев Северной Америки. В 1776 году, когда порт Гаваны с благословления Испанской короны начал принимать корабли под иностранными флагами, оказалось, что время для этого подобрано как никогда благоприятное: именно в этом году тринадцать американских колоний провозгласили свою независимость от Британии — и Соединенные Штаты Америки стали важнейшим торговым партнером Гаваны. Присоединение Испании к Франции и к американцам, восставшим против Британии, несомненно, содействовало коммерческим контактам Кубы и США. Богатство, накопленное в ходе этой торговли, потекло в ныне оживленное плантационное сельское хозяйство Кубы.
Сахарное производство, сыгравшее свою роль в ослаблении имперских меркантилистских привычек и тем самым позволившее сделать международные торговые контакты более интенсивными, в оставшейся части XVIII века пережило больше инноваций, чем за два предыдущих столетия. Нельзя сказать, что этому времени не предшествовал никакой прогресс — многие меры, предпринятые для того, чтобы минимизировать экологический ущерб от производства сахара на Барбадосе, доказывают обратное. По-настоящему новым было представление о том, что знание не обязательно должно быть получено путем непосредственного впечатления о том или ином процессе или предмете; публикации, посвященные лучшим методам научных исследований — и даже их применению — нашли своих увлеченных читателей. Например, работа Уильяма Белгроува «Трактат о земледелии и насаждении растений» (1755) перепечатывалась целых семь раз. Рос профессионализм — помимо прочего, и потому, что многие из богатейших сахарных плантаторов в Вест-Индии и на Французских Антильских островах учились в европейских или американских институтах, а некоторые из них стали учеными-любителями.
Движущей силой инноваций были растущие цены, которые плантаторам приходилось платить за африканских рабов, а также сокращение чистой прибыли, увеличивающийся спрос на сахар в Европе и, конечно, надвигающийся запрет на работорговлю. Сочетание этих факторов изменило расчеты плантаторов, начавших в какой-то мере проявлятьозабоченность здоровьем своих рабов. Конечно же, результаты многих медицинских исследований, проведенных врачами на плантациях, были искажены предрассудками белых людей — например, в высокой смертности детей на плантациях исследователи обвиняли их матерей-рабынь. Особенно авторитетным стал труд Джеймса Грейнджера «Очерк о вест-индских болезнях», опубликованный сразу после Семилетней войны. В нем звучала настоятельная просьба к плантаторам организовать еженедельную проверку пальцев и ступней рабов, не допуская распространения паразитов. Грейнджер исследовал способы лечения от различных видов глистов и возмущался тем фактом, что рабам приходилось ходить босиком, особенно если у них на ступнях или лодыжках были язвы.
Значительного прогресса в лечении болезней на плантациях Вест-Индии удалось достичь в 1760-х годах путем внедрения практики вариоляции, позволяющей бороться с оспой. Примерно на рубеже XVIII–XIX столетий вакцинация от этой болезни, проводимая по методу Дженнера, должно быть, началась на Кубе и была частью глобальной миссии по вакцинации, которая осуществлялась по велению испанского короля и затронула другие части испанской колониальной империи — материковую Латинскую Америку и Филиппины. По всей вероятности, это привело к значительному снижению смертности — в дни прежних эпидемий от оспы умирало примерно 10–20 процентов новоприбывших рабов из Западной Африки.
Ряд инноваций в инфраструктуре и управлении, а также крупные вложения средств тоже резко увеличили производство сахара. Плантаторы в Сан-Доминго осуществляли ирригационные работы, а голландцы строили дамбы и дренажные системы в Голландской Гвиане (включавшей в себя территорию современного Суринама и некоторые другие), что позволяло им эксплуатировать плодородные болота, использовать водяные мельницы и перевозить сахар по воде. Чтобы сберечь рабочую силу, плантаторы по всему Карибскому региону стремились упорядочить логистику в своих поместьях: они улучшали и перемещали мельницы, рыли каналы и строили элементарные рельсовые пути, облегчающие транспортировку. Новые поместья они строили ближе к морю, что позволяло легче и быстрее сгружать сахар на корабли, при этом сберегая драгоценную рабочую силу и тягловых животных.
От мельниц на тягловой силе плантаторы перешли к водяным. В Суринаме этот переход был профинансирован метрополией. Для снабжения этих мельниц водой на некоторых плантациях в Карибском регионе строились акведуки. Антигуа и Гваделупа в значительной степени перешли на ветряные мельницы, имевшие бóльшую производительность в час, чем мельницы, приводимые в движение водой или тягловой силой; это позволило плантаторам отказаться от ночных смен, таким образом уменьшив вред здоровью рабов.
Тем не менее жизнь рабов оставалась трудной, особенно потому, что механизация в поле застопорилась. Жатва сахарного тростника была изнурительным трудом, а плуг на тростниковых полях рабовладельческих плантаций встречался довольно редко. Более того, плантаторы часто не были заинтересованы в том, чтобы беречь рабочую силу в сезон жатвы. На некоторых островах холмы были настолько крутыми, что пахота вызывала эрозию металла; на Тринидаде почва была слишком влажной, а в Гвиане дренажные системы польдера просто не позволяли обрабатывать землю плугом.
Инновации и улучшения практически не помогали ослабить суровую эксплуатацию рабочей силы. Как следствие, детей среди рабов рождалось мало, и хотя в большей части Вест-Индии уровень смертности снизился с 6 процентов в XVIII веке до 3 процентов с 1800 по 1830 год, этого все еще не хватало для того, чтобы численность населения рабов росла. Возможно, ввоз продовольствия все-таки ослабил эффект «голодного месяца» августа, в течение которого участки, отданные рабам под выращивание пригодных в пищу культур, не приносили достаточный урожай, а плантаторы, которые давали рабам больше времени на ухаживание за этими участками, тем самым смогли улучшить условия их питания. Но все же недоедание оставалось серьезной проблемой на карибских плантациях, увеличивающей восприимчивость рабов к болезням. Много жизней унесли эпидемия гриппа и коклюша, распространившиеся в начале XVIII века; не менее смертоносной была и дизентерия.
По информации https://nplus1.ru/blog/2024/04/03/the-world-of-sugar