Дорогой читатель
"Сердитых Стрел"! Почитай-ка, как оценивают автора этих
"Стрел" в газетно-журнальных СМИ. Дело не в саморекламе, а в
по-своему верном портрете твоего покорного слуги.
Итак:
"В узких литературных кругах имя В. Сердюченко известно редкостной
бесцеремонностью по отношению к героям его критических и публицистических
филиппик. Его статья "Прогулки по садам российской словесности",
опубликованная несколько лет назад в "Новом мире", наделала в этих
самых садах столько переполоху, что редакция предпочла отказаться от услуг
конфликтного публициста, и он изредка появлялся в малотиражных
"Неве", "Континенте" и "Вопросах литературы".
Теперь все это, разбросанное по разным изданиям и
годам, собрано под единой шапкой "Сердитые Стрелы Сердюченко"
в сетевом pereplet.ru и
производит совершенно
убойное впечатление. Одна из статей называется "Мизантропические
заметки" и сопровождена эпиграфом из "Записок из подполья":
"Они┘ они не дают мне быть добрым". Воистину, и это название, и этот
эпиграф могли бы послужить эпиграфом ко всему сайтовскому сборнику Сердюченко:
нету в современной литературе явления или имени, которое не было бы подвергнуто
жестокому сомнению.
Очерк "Солженицын". Само собою, ни в одном из ведущих
отечественных изданий такое не могло
быть напечатано, и автору пришлось довольствоваться воронежским
"Подъемом", венгерской "Славистикой" и упомянутым
электронным сайтом pereplet.ru. Единственное, что он
прощает Солженицыну, так это его "Ивана Денисовича". Все остальное
представлено как сплошная полукриминальная авантюра. Проявив завидную
источниковедческую въедливость, Сердюченко буквально в пальцах перетер человеческую,
политическую и литературную биографию пророка и нашел в ней только
патологическую жажду славы и власти, Ленина, Рахметова и протопопа Аввакума
вместе. "Есть люди, которые могут пить, дышать, переваривать пищу, только
ненавидя" - пишет Сердюченко; "Никогда еще никакой политический режим
не встречал такого концентрированного взрыва встречной ненависти", - а мы
добавим, что очерк самого Сердюченко отличается таким же переизбытком встречной
злости.
Статья о Шолохове названа
интригующе:"Зона "Ш" и сопровождена еще более интригующим
"Опыт литературоведческой фантасмагории". Ну, разумеется, "Тихий
Дон" написан не Шолоховым. Более того, "человек по имени Шолохов
вообще никогда не написал ни единой
художественной строчки. Не было писателя
по имени Шолохов. Было нечто другое. А именно: редкостная, превосходящая всякое
литературоведческое и не только литературоведческое воображение авантюра,
условно обозначенная нами как "гений и бес". После чего Сердюченко
предлагает ревнителям здравого смысла из аудитории удалиться и выстраивает
воистину фантасмагорическую конструкцию, процитировав под занавес
"Правду", которая приговорила его, Сердюченко, к физической расправе
за глумление над национальной святыней.
В. Астафьев. Посмертно
обвинен автором в перерожденчестве, политическом искательстве, искажении правды
об Отечественной войне и старческих упражнениях в "народном порно".
Ответственность за такую оскорбительную характеристику старейшего русского
писателя делит вместе со "Стрелами Сердюченко" редакция журнала
"Нева".
В. Войнович. Цитируем:
"Молодой дебютант написал прекрасную повесть "Хочу быть
честным", за которой выстраивались очереди в библиотеках, и "Гимн
космонавтам", который распевала вся страна. Седовласый семьянин, маститый
литератор описывает способы траханья
втроем. Это ужасно, и это факт".
В. Аксенов. Цитируем:
"С упрямством литературного самоубийцы он гробит свою репутацию романами,
каждый из которых невозможнее предыдущего. И это Аксенов, обаятельный автор
"Коллег", "Звездного билета", "Затоваренной
бочкотары", грозди великолепных рассказов, читать которые и сегодня сущее
наслаждение! Стоило ли пересекать океан, чтобы возвратиться к отечественному
читателю в облике похотливого олдбоя, живописующего ляжки мисс Усрис во время
ее совокупления с офицером КГБ? Одного из двух: либо Аксенов всегда был
Галковским (что невозможно!), либо перед нами драма таланта, впутавшегося по
недоразумению в диссидентские разборки 70-х годов и потерявшего на этом пути
самого себя.
Смешон и юноша степенный,
Смешон и ветреный старик.
Увы, иного эпиграфа написанное Аксеновым в поздние годы не
заслуживает".
┘И так далее и тому подобное. В "Стреле" "Литпатриоты"
разносятся в пух и прах писатели патриотического направления. Цитируем:
"На бесконечных "Круглых столах" организуемых редакцией
"Нашего современника", звучат громкие разговоры об атлантизме,
мондиализме, евроазиатской дуге, россиоцентризме, причем всяк норовит выступать
от имени миллионов. Но Россия это прежде всего русские, а русские прежде всего
люди, и если бы выступающие говорили о том, что роднит эллина с иудеем, а не о
том, что отличает их друг от друга, их просветительские беседы были бы угодны богу
и гуманистическому Логосу. В противном же случае они есть раскольники рода
человечества, интеллектуальные блудники, вносящие смуту в умы соотечественников.
Один из них В. Кожинов".
И далее следует такое же, как и в случае с Солженицыным, скрупулезное
воспроизведение деталей литературной биографии покойного В. Кожинова с обязательным
разоблачением в каждой из этих деталей самохвала и неутоленного честолюбца. То
же в адрес И. Шафаревича и всей идейной патриотической оппозиции.
Но основная мишень "Сердитых Стрел Сердюченко" - это
сегодняшние модернисты и постмодернисты. Тут уж авторская желчность достигает
немыслимых пределов. Сердюченко предлагает рассматривать их не как писателей, а
как некую особую человеческую породу, ("жертвы аборта", как он их
именует) и переходит по этому поводу от литературно-критических к
социально-антропологическим диагнозам. Иезуитски предупредив, что цитировать
постмодернистов невозможно, Сердюченко начинает затем их концентрированно
цитировать - действительно, после подобных цитаций хочется выключить компьютер
и выйти на балкон подышать свежим воздухом.
Но и от самих "Сердитых Стрел Сердюченко" делается не по
себе. "Чтобы выпрямить нужно перегнуть"; "невозможно дать сдачи
литературному злодею, не вывалявшись ваместе с ним в болоте
сверкнословия", - пишет он в "Человеке с пером". Вот именно.
Невозможно строить собственную авторскую репутацию исключительно на ехидстве и
зубовном скрежете. Находя в своих персонажах одни только деструктивные
наклонности, Сердюченко сам заражается этой мизантропической энергетикой и не
может сказать в чей бы то ни было адрес доброго слова без того, чтобы не
окружить его частоколом "но" и "к сожалению". Комплименты
редки и произносятся сквозь зубы; разоблачения обильны и искажают перспективу.
Рядом с несомненной правотой Сердюченко чувствуется такая же большая и недобрая
неправота. Это правота "постороннего". Автор находится за пределами
описываемого им литературного пространства, он вообще живет в другом
государстве - интересно, был ли бы он столь же безапелляционен, если бы оказался
в житейской близости с описываемой им литературой, с ее трудными и
многосложными буднями. Критиковать из заграничного далека легко, потому, что
имеешь дело с абстрактными "образами", а не с живыми писательскими (и
человеческими) судьбами. Сердюченко лупит из эстетической пушки по воробью И.
Яркевичу, который и без того уже изгнан, бедняга, изо всех респектабельных
литературных журналов, а в последнее время потеснен и из Интернета.
Издевательства над "клиническим болтуном","великосветским
проститутом" и "международным жигоголо" Виктором Ерофеевым тоже
делаются в конце концов утомительны: если Вик. Ерофеев в принципе внелитературен, зачем уделять ему такое внимание? Короче
говоря, "Стрелы Сердюченко" лишены "эффекта присутствия". В
одной из них он ополчается на русскую писательскую эмиграцию. Но ведь, г-н
Сердюченко, вы и сами некоторым образом находитесь в таком же положении и могли
и бы пожалеть, нас, грешных, со всеми нашими слабостями, проистекающими из того
же источника, что и ваши мстительные громы.
С другой стороны, Сердюченки необходимы. Отсутствие эффекта присутствия
создает гамбургское видение ситуации. Изнутри она представляется насыщенной новыми
именами, творческими открытиями, состоявшимися репутациями, а взгляд извне обнаруживает
чахлый литературный пейзаж, где толкутся графоманы и предприимчивые самозванцы.
Истина, как всегда, посередине, но она кристаллизуется из антиномических точек
зрения, одну из которых представляют "Стрелы" Сердюченко. По его
мнению русская проза конца тысячелетия исчерпывается "Письмом из
Солигалича в Оксфорд" С. Яковлева и "Фетисычем" Б. Екимова. Об
этих произведениях Сердюченко говорит только что не с благоговением, и приятно
почувствовать светлую интонацию в потоке сплошной хулы. К сожалению, добрые
настроения водят его пером слишком редко. Он сам признается в некотором
сходстве с героем "Записок из подполья", но обвиняет в этом не себя,
а тех, о ком пишет. Уверенность постоянно перерастает в самоуверенность, а это
не лучший способ возбудить читательские симпатии. Интеллектуальному блеску его
штудии о Шолохове невозможно противиться; это действительно маленький
литературоведческий шедевр, но опять-таки: зачем эта демонстрация абсолютного
превосходства над своими персонажами? К чему высокомерные извинения перед
шолоховедами, которых автор в грош не ставит? Короче говоря, "Стрелы"Сердюченко
читаются со сместью восхищения и раздражения. Автору следовало бы все-таки
учесть собственную малоизвестность по отношению к тем, кого он с таким
академическим апломбом критикует. Дело, если угодно, в этикете, который не всегда
излишен.
Попав в Интернет - судя по всему, он человек пожилого возраста -
Сердюченко этим монстром мировой инфомации противоречиво воодушевился и изложил
свои впечатления в статье "Интернет насилует сознание". Статья
была публикована в "Литературке", затем - в расширенном варианте и
под названием "Литература в Интернете" в "Вопросах
литературы", и наконец, выложена в его "Стрелах". В
интернетовской среде она вызвала смятение умов. Объявив Интернет 40-ой книгой
Ветхого Завета, усмотрев в нем этику и эстетику библейской скрижали (нужно
сказать, библейские параллели очерка и остроумны, и содержательны), Сердюченко
назвал его в то же время всемирным убежищем эротоманов, педерастов и графоманов:
"Человечество изобрело планетарное средство массовой коммуникации - и
забило его порнографией и анекдотами. Сеть буквально сочится похотью /┘/
Оказывается, двадцать веков христианской культуры не изменили в человеческом
веществе ни единой молекулы, и правым оказался Достоевский: "человек
стремится на земле к идеалу, противоположному его натуре")╩.
И тут же - "в высоком теоретическом понимании библейские тексты
постмодернистичны". Каковы переходы! Самая увлеченная, но и самая
противоречивая "Сердитая Стрела".
Такою же получилась и эта рецензия. Но вот что вызывает удивление. В
этих "Стрелах" были опубликованы (а затем в ряде бумажных изданий
републикованы) беспощадные персоналии Солженицына, Астафьева, Аксенова, Войновича,
экс-премьера Кириенко - почему мощные "группы поддержки" названных
знаменитостей не дали сокрушительного отпора зарвавшемуся чужеземцу? Так же
молчаливо позволяют издеваться над собой сиятельные жертвы Бориса Парамонова,
Виктора Топорова, Павла Басинского - самых ядовитых критиков современности.
Дело здесь в их неотразимости, или в профессиональной слабости, самодельности
самих авторитетов? Затянувшееся высокомерное молчание может быть воспринято как
молчание беспомощное; эта разница читателем очень тонко чувствуется."
Подписано: "Литератор".
ЕРДИТЫЕ
АЗЯТ