"ЛЮБИТЕ НЕБО, ГОСПОДА..."

Давно подмечено: у читателей и критиков неизменно вызывают интерес книги, названия которых можно истолковывать неоднозначно. Новый сборник стихотворений Татьяны Пацаевой (издательство "Линор", 2005), озаглавлен "Тропы йоги". Имя её хорошо известно любителям поэзии по публикациям в печати и в Интернете ("Равноденствия", "Поэзия Московского Университета" и др.), а также по книге лирики "Нормальное распределение"; произведения поэтессы переводились на английский язык.

Что же означает словосочетание "Тропы йоги"? "Троп" - слово или оборот речи в переносном, иносказательном значении, или "тропа", дорога, вечный путь к познанию Вселенной и ощущению Себя в ней? Главным признаком творчества Пацаевой я бы назвала органическую связь душевного мира автора с живым и таинственным миром природы, буквально пронизывающую всю стихотворную ткань книги. Душа поэта, сливаясь с образом Матери-Природы, которая "явила на миг свой огромный волшебный портрет" (не случайно оба слова - с большой буквы), сама становится её естественной, одухотворенной частью:

Я стоял, как в кроватке дитя,

На высоком сосновом крыльце.

И улыбку её узнавал

На спокойном и добром лице.

И даже в таких, казалось бы, изящных и бесхитростных строчках, похожих на картину Клода Моне "Завтрак на траве", описывающих пикник (стихотворение "Солнышко светит, речка блестит..."), заключено глубокое чувство образа природы, "которая в нас".

В саду, заботливо возделываемом поэтом, уживаются совершенно разные растения:

Эти жёлтые лотосы - кратеры счастья...

Взбитое в пену стоит на земле

кружево вишен в цвету...

сорняки в своих бледных гусарских рейтузах

подтянулись и замерли в звуках бравурных...

Но, самый, пожалуй, запоминающийся цветок в удивительных поэтических кущах - дикий шиповник. Это - образ всего мироздания, в котором тернистый путь ведет к заповедному саду (быть может, только готовому расцвести).

У Арсения Тарковского:

Я завещаю вам шиповник,

Весь полный света, как фонарь,

Июньских бабочек письмовник,

Задворков праздничный словарь.

У Ольги Седаковой:

Ты развернешься в расширенном сердце страданья,

дикий шиповник, о,

ранящий сад мирозданья!

Шиповник - воспоминание о лете и радости у одного поэта, выпускающий острые шипы у другого... У Татьяны Пацаевой он особый, не похожий ни на кого, "цветущий, в избыточной неге виновник".

Психологи делят людей на три категории по способу восприятия поступающей извне информации: визуалы (у которых доминирует зрительный канал), аудиалы (слуховой), кинестетики (через движение, чувственное восприятие). В подавляющем большинстве случаев только один из них является ведущим, то есть определяющим излюбленный способ человека общаться с миром. В творчестве поэтессы они тесно переплетены: почти в каждом её стихотворении присутствует явно или незримо - кинестетически (хотя, быть может, данное определение покажется слишком упрощённым) чистый аромат, "улетающий в вечность". Читатель чувствует этот запах, и снова перед его глазами встаёт образ Вселенского сада.

А вот - визуальный, объёмный, как голограмма, неожиданно яркий образ:

Так скряга, видя во сне

сундуки, полные сапфиров и бриллиантов,

старается как можно больше набить ими карманы.

И просыпается без них,

Но с улыбкой.

В этих строках автору удалось передать состояние пробуждения, когда грань между бытием и явью неуловима. Герой рассказа Достоевского "Сон смешного человека" признаётся: "...ну, пусть это был только сон! Но ощущение любви этих невинных и прекрасных людей осталось во мне навеки, и я чувствую, что их любовь изливается на меня и теперь оттуда".

В стихотворении "Не адекватно" - сильное ощущение звука:

Там голос Вечности пронзителен и внятен,

и он единственный, кто адекватен.

Поэзии Пацаевой присуще стремление к ярким, выразительным, "акмеистским" образам. Путь многих классиков "серебряного века", в том числе акмеистов, через страдание, что наиболее свойственно европейцу. Однако любое искусство, в конечном счёте - от счастья, даже если речь о страдании, которое стихи именно преодолевают. При этом не следует отождествлять преодоление с "сублимацией", чем нередко грешат стихи совсем молодых стихотворцев, изливающих на всех свои юношеские печали. Главный источник творчества Татьяны - счастье, и в этом его ЗАКОНЧЕННОСТЬ и мудрость.

Настоящий поэт непременно создает религиозный текст, не в смысле высокопарных теорий и напыщенно-возвышенных слов, а сущности - по внутренней музыке и предельной строгости к себе. Не моралистики, а именно строгости. Строгость - это то, как написаны, скажем, у Рильке "Часослов" или что происходит с Кришнамурти в его "Дневнике". Не каждому дано прикоснуться к этим общим сакральным струнам, связывающим все Библии воедино, они позванивают, не как феншуйчики, купленные магазине сувениров, а как колокольчики, переплетённые невидимыми нитями:

Чем легче, тише и невнятней

я заставлял звучать струну,

тем звук, летевший в Тишину,

был слаще, истинней, приятней.

Или:

На стыке разума и тьмы

Есть грань, где связь еще возможна,

Где можно очень осторожно

Слагать стихи и петь псалмы.

Там можно петь, там жить нельзя...

И предназначение поэта -

... здесь, сегодня

не то, чтоб петь, но подпевать,

разгадывать и прославлять

оттенки замысла Господня.

В стихах Татьяны прослеживаются черты сходства с полотнами Николая Рериха, наверное, тем, что в них нет места унылым тонам, невыразительным краскам. Художник писал: "Через цвет звучит приказ будущего. Всё серое, чёрное мрачное, туманное уже достаточно затемняло человеческое сознание. Каждый должен снова подумать о ярких, блестящих оттенках, которые всегда знаменуют эпоху возрождения". Здесь слово "возрождение" - с маленькой буквы, ибо знаменует Ренессанс не в искусстве, а в душе человека. Замечательная картина "Полунощная" воспроизводит свечение в Гималаях; над горами, гладью огромного озера полыхает ослепительно яркое сияние, разноцветные световые столбы вспыхивают и исчезают, словно северное сияние. И сразу вспоминаются строки:

Славлю Индию Духа, её океаны

омывают и греют поверхность земли,

из глубин их молчанья всплывающий Образ

затмевает светила в небесной дали.

Это - образ богини Лакшми, появляющейся из пены молочного океана, и одновременно рериховской Матери Мира, окружённой "рекой жизни", обозначенной силуэтами светящихся рыбок, или Держательницы Мира с заветным ларцом в руках. Она, Богиня-мать, "сегодня в золотом", чтобы завтра надеть белоснежное зимнее сари и снова удивить и восхитить мир чудом вечного Возвращения. ("С Новым годом - светом - краем - кровом!" - писала Марина Цветаева.)

В книге, обложка которой украшена красивым цветком лотоса, можно встретить словосочетания: "я увидел", "я искал..." Эти обороты помогают лучше передать состояние певца, прикасающегося к "Тающим струнам". И хочется поднять взор к "квартире Бога" и внять совету автора:

Любите небо, господа,

Абстрактное и голубое,

Инвариантное собою,

Собою полное всегда.

Проголосуйте за это произведение