TopList Яндекс цитирования
Русский переплет
Портал | Содержание | О нас | Авторам | Новости | Первая десятка | Дискуссионный клуб | Чат Научный форум
-->
Первая десятка "Русского переплета"
Темы дня:

Президенту Путину о создании Института Истории Русского Народа. |Нас посетило 40 млн. человек | Чем занимались русские 4000 лет назад?

| Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?
Rambler's Top100
Проголосуйте
за это произведение

[ ENGLISH ] [AUTO] [KOI-8R] [WINDOWS] [DOS] [ISO-8859]


Русский переплет

Дмитрий Крылов

История одной любви

 

В тот Новый год разошлись по городу китайские петарды, шутихи и ракеты, взлетавшие со свистом этажа до пятого и рассыпавшие там сиреневыми огоньками. Со всякого лотка у метро торговали этим добром, и мальчишки жадно покупали его

-особенно петарды рублей по семь за штуку- и бежали во двор кидать под ноги пьяненьким, упиваясь их испугом и прыская в стороны, когда те тяжело шагали к ним, тратя ругань на стуженый ветер. Еще за месяц до праздников хлопали эти игрушечные взрывы по улицам и ходили по дворам словно бы эхом других, настоящих, взрывов, которые взяли десятки и сотни русских жизней в те годы. А на тридцать первое раскупили у лотошников едва не все китайские забавы и громыхали уже сплошной канонадкой день напролет, отчего город пропитался кислым пороховым чадом. Заслышав новый хлопок, прохожие радовались и даже покрикивали одобрительно, выдыхая вместе с паром легкий винный дух. И далее ликовали, потому что сменялось тысячелетие, забыв, что уже раз праздновали эту смену, потом встречали новый век, хотя и здесь была путаница, а часам к шести вечера, когда городом овладела тьма, холодная и кромешная как нелюбовь, и вовсе забыли всякий повод, раскрепощаясь пьяно и входя в то состояние, которое иначе как безумием не поименуешь. И мгновениями лишь озаряясь трезвящим страхом: вот тот громкий взрыв не значит ли, что гексаген поднял где-нибудь на воздух дом со всеми жильцами? Но тут же становилось им все равно в пьяном веселье, все опускалось и тонуло в душевном мраке и снова путались в головах события, словно в дурном сериале... " за подводников! - тыкался кто-то пьяно к человеку, покупавшему шампанское в ларьке. - Давай за то, как их в лодке заморили... " Подступал ближе и подняв глаза, удивлялся: " Ты чо в белом халате? Врач что ли? " и дальше плакал и слюнявил пивную бутылку точно маленькое дитя, срываясь тут же на хриплую ругань, и через минуту готовый уже драться с санитаром, который, отсчитав деньги и ухватив бутылку, поскорее отходил к ждавшей его у остановки машине скорой помощи.

Пунктир желтых фонарей вдоль дороги сливался в сплошную линию, бесконечную и качавшуюся точно диковинная китайская змея, и новогодние гуляки укладывались в маршрутки, которые трясли их нечувствительно, как мешки, увозя прочь от метро и на поворотах зло царапая декабрьский лед не приспособленными к зиме летними шинами.

 

***

 

-Крабовый салатик и жареная свининка куском! Катя, ты пальчики оближешь. Переложи винегрет в вазочку, у тебя же есть там хрустальненькая и с золоченой ручкой. А потом ко мне! Да-да-да! Мы же договорились, что встречаем у меня. А у тебя шампанского даже нет.

Женечка Солоухова болтала с подругой второй час. За это время они договорились встречать Новый год у нее, Жени, но потом Катя заленилась и стала звать ее к себе, и Женя согласилась было ехать, но вскоре отказалась от своих слов и снова уговаривала Катю встречать у себя.

Прижав трубку плечиком, Женя занималась свининой, жарившейся на сковороде, обливая ее соусом и протыкая игриво ножом для пробы. " Еще часик и будет готово... Нет, Катя, это я себе, свинина готовится " ... Женя накрыла крышкой жаркое, высившееся над плитой серым горбом с белоснежными прожилками сала и заглянула в гостиную. Перед телевизором сидел шестилетний сын Жени и Катина дочь, приехавшая в гости на новогодний денек.

-Ты только подумай, Кать, они смотрят боевичок. Да. Поставила "Beauty and the Beast" , а смотрят боевичок. Поменяли кассету. Но тоже по-английски. Надо английский, Кать, надо. Нам не давали, а они пускай учат. Я считаю, что мой сын должен говорить свободно. Да-да-да! В обнимочку сидят, да. А мой Котя, между прочим, целуется уже как взрослый. Красивый мальчик растет, ничего от отца, слава Богу, нет. Кать, они сами выбрали боевичок, пусть смотрят. Я не могу запретить детям. Кать, ну я не управлюсь, если к тебе. Не могу, нет.

Женя перешла в спальню, перекинув на ходу трубку к другому уху.

-У меня шкаф не убранный, а уже Новый Год. Вот целый ящик хлама. Выдвигаю. Катя, приезжай. Тут мой козел. Да. Фотография. Да, свадебная. Ты только подумай: засунула три года назад в шкаф и хоть бы раз вспомнила. Вот он, красавец. Родинка под правым глазом. Он мне этой родинкой и понравился. Знаешь, такая крупная, коричневенькая. Почему разлюбила, Катя? Причем здесь " разлюбила " ? Он же не приносил. Ничего не приносил в дом. Да. А я и не выгоняла. Сказала: хочешь жить со мной - работай. А он не захотел. Ну ты подумай только: взрослый человек мне говорит, что не может выходить из дому, потому что там какое-то это его... забыла... да-да-да! бездушие! Ха! Я могу, а он не может выходить. Я значит, бездушная. Катенька, мы с тобой бездушные, а он душный! Ха-ха-ха! Так, у меня свинина подгорает, Катя. Надо на кухню. Не знаю, куда он делся. Ушел и все. Я без него лучше живу. А еще он спорил с этим... с Грефом или с Грофом, не помню... Да не смейся ты! Мы с Котенькой такого натерпелись с этим Графом. Графомания! Якобы он все про моего дурня предвидел, и он шагу не мог ступить, чтобы не выполнить предсказание. Это у него еще одна отговорочка была. А ему - ну устройся ты грузчиком! Ведь брали тогда. А он - не могу. Дроф его не пускает и еще бездушие в добавок. Ну куда такой мужик, ты мне скажи. Вынесу сегодня с мусором фотографию. Ой, Кать, у нас не то что на помойке, у нас прямо в парадной бомжи. Неделю уже воняет. Я Сережке, соседу с третьего этажа говорила, чтобы выгнал. Помнишь Сережку? Крепенький такой. Мэнеджер, да, все они мэнеджеры, а ездит на " копейке " . Так он не хочет выгонять. Говорит, они замерзнут на улице. А я что, должна туберкулез терпеть у себя в парадной? Не говори, Кать. Ты салатик, винегрет переложи и ко мне. И торт захвати. Ну что я? Ты же обещала медовый...

Женины тонкие пальцы держали фотографию, на которой она стояла в обнимку с рослым брюнетом. Женя отправилась на кухню, продолжая на ходу говорить с подругой. Задержавшись на секунду в прихожей перед трюмо, она положила фотографию и поправила прическу.

 

Костя и Леночка тем временем досматривали кассету. Боевик закончился, и с охвостья ленты лез на экран какой-то клип. Костя хотел перемотать кассету назад, к началу боевика, и заново пережить понравившиеся ему моменты, но Леночка захватила пульт и не давала. Костя глядел то на нее, то на экран, на котором плескалась под музыку какая-то жижа и складывалась в водоворот, закручивалась в большую воронку во весь экран, которая словно бы тянула Костеньку подняться с дивана и медленно погрузится в нее головой вперед. Что за наваждение... " Отдавай пульт! "

- Не отдам!

Воронка плескала в стороны крупными каплями кофейного цвета и кружила все быстрее, и Костя уже не мог оторваться от того, как пробегала по краям воронки дрожь, точно та была живая и напрягалась внутренне и как сходилась к середине все новая и новая грязь... или кофейная сгущенка, ничего было не разобрать и нельзя было думать, а только смотреть на экран, на котором замелькали короткими вставками музыканты, певшие и сгибавшиеся пополам в песне, точно одержимые болезнью.

-Мама! Она пульт не отдает!

Леночка разжала коленки, между которыми прятала от Кости пульт, и нажав на первую попавшуюся кнопку, засмеялась звонко, как смеялась всегда, когда ей удавалось задеть Костю. Видеомагнитофон щелкнул и изображение застыло на месте, а затем начало отматываться назад, раскручивая воронку и словно бы высвобождая из нее длинноволосых певцов, кривлявшихся уже без звука и потому -казалось- пародийно.

Костя схватился за карман и вытащил оттуда коричневую коробочку, в которой хранил петарды, купленные тайно от матери на Новый Год. Раскрыв ее и пересчитав картонные трубочки, лежавшие рядком как патроны, он прихлопнул крышку и убрал коробочку в карман.

- Покажи, - потребовала Леночка.

Косте только этого и надо было. Поважнев и став похожим на героя только что увиденного боевика, он сказал, что девчонкам смотреть тайну нельзя.

-Ну и не надо, - заявила Леночка и отвернулась к окну.

Поболтав в воздухе ногами, она вскочила и подбежав к Жениному туалетному столику, схватила с него лак для волос. Упрятав баллончик в карман комбинезона, она засмеялась звонко и сказала, что у нее тоже тайна и она ее Косте ни за что не покажет. Костя говорил, что видел и что у нее мамин лак для волос, какая же это тайна, но Леночка все смеялась и смеялась, уворачиваясь от Костиных попыток выхватить баллончик из оттопырившегося кармана. Костя схватил подушку и бросил ее в Леночку, а та в него, и скоро они уже катались по полу, дергая друг друга за волосы и щипая, но так, что ни тому ни другому не было больно по-настоящему. Запыхавшись, они вскочили на ноги, и Костя отстранился.

-Я ухожу, - заявил он возможно взрослее, как ему самому казалось - таким же голосом, как у героя боевика.

-Я с тобой.

-Нет, я один. Я иду... на охоту.

-Я тоже хочу на охоту!

-Тебе нельзя.

-Тогда я буду тебя ждать, - Леночка раскраснелась и от ее всегдашней манеры смеяться над Костей не осталась и следа. Она протянула ему молча баллончик с лаком для волос и пошла за ним в прихожую.

Они шли пригнувшись, как ходили только что герои боевика. Костя еще раз достал коробочку и снова осмотрел петарды. Открыв тихо дверь, так чтобы не услышала мать, продолжавшая говорить по телефону на кухне, он вышел на лестничную площадку. Леночка осталась у двери, через щелку наблюдая, как он спускается вниз по ступенькам. Ее взгляд словно бы связывал Костю с привычной жизнью, с предстоящем Новым Годом, с мамой, доброй и только для острастки говорившей ему о монстре, который живет в подвале и может забрать Костю, если тот будет себя плохо вести. Но чем ниже спускался Костя по лестнице, тем сильнее становился запах неживого, шедший из подвала, и тем страшнее становилось ему. Ему захотелось даже вернуться в квартиру к маме, к Леночке и готовившемуся новогоднему ужину и он остановился, возможно тут бы и повернув обратно, но сверху посыпался звонкий смех. Леночка смотрела за ним в приоткрытую дверь и мгновенно угадала его страх. И вот от ее смеха, обжегшего Костю как огонь, он точно переродился и ощутил себя совершенно другим, повзрослев одним усилием и точно бы вселившись в того сильного и решительного героя боевика и дальше уже действовал, словно бы перед ним была вовсе не привычная лестница и не подвал, в котором поселился с неделю назад бездомный, а другой, яркий и опасный мир с крупными деталями, в котором и сам Костя мгновенно вырос и получил право действовать.

Он потому и смотрел боевики запойно, что они утверждали его в общем-то женственный характер и

предлагали уже готовые фразы и жесты, годные для покорения мира, и Костя поглощал их, нуждаясь в них уже как в лекарстве от небытия, которым встречала его жизнь.

Сейчас он крикнул Леночке наверх, чтобы она замолчала и не спугнула монстра раньше времени, а сам крадучись пошел вниз. У самого подвала запах усилился и обволакивал, густой, как туман, впитывался в одежду и казалось, будь здесь хоть немного светлее, запах этот можно бы было увидеть. Костя замер и прислушался, но ничего не услышал кроме музыки, доносившейся сверху из-за чьей-то двери и шума воды. Костя надеялся услышать дыхание монстра, так полагалось сейчас по завладевшему им фильму , но дыхания не было, и Костя додумал его, обратив глухой утробный шум воды в подвальных трубах в недостававший звук. Монстр спал. Костя достал из кармана баллончик, просунул руку в подвальную решетку и долго, минуты три, лил из баллончика в темноту. Тишина. Вода шумела в трубах и песенка доносилась сверху слабым эхо. Костя убрал баллон и достал коробочку с петардами. Наощупь вынув одну, он дохнул на нее - так было в фильме- и, чиркнув, закинул в подвал. Запал шипел и, ударившись о бетонный пол, брызнул синенькими искрами и на миг осветил подвальный свод, но сразу укатился за угол и вызрев там тремя тягучими секундами, грохнул туго. Костя припал к решетке, вслушиваясь в темноту. Сначала звенело в ушах так, что ничего было не разобрать, но потом он услышал, как закашляло и зашуршало внизу, зашевелилось -монстр!- и тогда пальцы уже сами полезли в карман и выхватили новую петарду, а за ней сразу следующую и, пока шипели запалы, Костины руки, работавшие одержимо, выхватили снова баллончик. Костя не помнил себя от холодного восторга, разлившегося по всему телу, пьянившего его и двигавшего его пальцами, поджигавшими одну петарду за другой и лившего в темноту лак для волос, чтобы заморить монстра. Уже зная по кашлю, где он лежит, Костя бросал так, чтобы попасть прямо в него и чтобы его накрыло получше этим сладким, ухающим взрывом.

***

Оглохший и почти полностью ослепший бездомный проснулся оттого, что кто-то толкал его в плечо настойчиво, словно бы требуя оторваться от трубы, возле которой ему тепло и спокойно было умирать. Он бы и не поднялся больше, не чувствуя уже с неделю обмороженных и загноившихся ног, но кто-то продолжал больно толкать его, вырывая из тяжелого сна. Этим сном завершалось его бродяжничество по городу, бывшее одновременно и путешествием из человеческой жизни в животное состояние, словно брел он не от помойки к помойке по темным гулким дворам, а несся стремительно через тысячелетия, отступая в темное начало человеческой истории. И терял он, переходя ночевать из подвала в подвал, не только паспорт и свидетельство о рождении, но ветшала в нем и сама способность осознавать себя человеком, помнить свое имя, дом, близких, словно бы он был отвергнут от них и от себя проклятием, непреодолимым и страшным как нелюбовь. В последние месяцы его тянуло куда-то, и он шел по городу, не осознавая зачем и куда, но чувствуя лишь -так же точно, как продолжал он чувствовать голод, холод и страх, - что ему куда-то нужно попасть под конец и там, в этом месте, куда тянул его инстинкт, будет ему покойно и тепло.

Так оно и вышло, когда инстинкт привел его в этот подвал. Сырость и даже сам подвальный запах, зарождавшийся от гниющих в углах крыс, казались ему знакомыми и желанными, приглашали здесь остаться. Спустившись сюда, он встал на четвереньки и ползком обошел весь подал, обнаружив в нем сплетение труб, горячих и холодных на ощупь. В темноте у него появилось чувство, похожее на зрение, запечатлевшее сложное переплетение труб и расположение в дальних краях подвала двух запертых дверей, которые он узнал по их гладкой оцинкованной поверхности. Он искал себе место, где ему можно было бы уместиться и в котором было бы тепло и удобно лежать, и его осязательное зрение, работавшее как если бы он уже знал хорошо этот подвал и теперь мысленно возвращался сюда, открывая заново каждую шероховатость бетонного пола и стен, каждый изгиб трубы, лучившей спокойное тепло. Из мешка, который он притащил с собой, он достал одеяло и разложив его вдоль трубы, улегся удобно и погрузился в сладкую дремоту, через которую к нему доходил шум воды в трубе, похожий на звук, который лился из морской раковины, подаренной в детстве матерью. Вспомнилась и сама раковина, закрученная спиралью так тонко, что самые мелкие из ее витков были едва различимы глазу, и, казалось, за ними свернуты и другие, которые глаз видел как точку, но мысль достраивала неутомимым повторением того же спирального движения в бесконечности. Сверху, с лестницы, а ему казалось - из глубины дома, высившейся над ним многими метрами прочного бетона, доносились и людские голоса, но их было не разобрать в его сладкой дремоте, которой и могла закончится его жизнь.

Сейчас его продолжали толкать, и он поднялся на четвереньки, ощущая сладкий запах, и понимая только, что его торопят куда-то и что нужно подняться, опираясь о стену, на ноги и пойти навстречу запаху и разбудившим его толчкам. От сладости, разлившейся в воздухе, кружилась голова и стучало сильно сердце, она выманивала наружу, на свет, напоминала о том, что есть другие люди и уже казалось, что они-то и посылают этот сладкий запах, сначала казавшийся приятным, но вскоре отравившем кровь и подкатившем под горло волной тошноты.

Он отпустил теплую трубу и двинулся вперед вдоль стены, царапая ладони о холодный бетон. Беспокойство забродило у него в крови, точно ему, омертвевшему и успокоившемуся, давалось новое задание, и необходимо было выползти наружу, на свет и возможно - на холод и мороз- и нельзя было больше оставаться в тепле и уюте подвала, потому что кто-то обнаружил его приют и предал, рассказав о нем всем, и тем самым заразив его тревогой, сейчас бродившей в крови яростной волной. Подчиняясь этой тревоге, он шел, соскальзывая на пол и раздирая в кровь ладони, но поднимаясь опять и ощущая не боль, а только горькую безысходность, как будто весь мир был теперь против него и бывший только что уютным и безопасным подвал навалился на него тяжелым бетоном стен и мог уже раздавить его. Он бы затих снова, сдавшись, и, возможно, умер бы сейчас же, но тот скудный запас жизни, который еще не износился в нем, сейчас весь переплавился в беспокойство и удесятерился вдруг отблеском в памяти, на мгновение вернувшей его на семь лет назад. Коротко, как выстрелы в темноте, просквозили мимо счастливые лица и ему захотелось услышать их голоса, вроде бы зазвучавшие сейчас где-то там, за ватной пеленой, которой он был окружен. И запах: ему посулилось, что он вот-вот узнает ядовитый запах, наполнявший подвал, и тогда, как ключом, разомкнется вся его прежняя жизнь. Но мелькнувшее воспоминание только поманило его и тут же ушло, оставив в нем предательскую неразрешенность и тоску. Он завыл и бросился вперед. Ударяясь о стены, которые, казалось, сжались вокруг него вплотную, чтобы задушить, он падал, но поднимался и кидался снова наугад вперед, разбивая лицо и выдыхая из легких вместе с кровавой мокротой яростный звериный крик.

***

Когда монстр показался у решетки, у Кости оставалась одна петарда, и он бросил ее прямо в страшное, заросшее сплошь волосами и черное от крови, лицо монстра. Решетка заскрипела, и монстр со стонами полез наружу, а Костя побежал вверх по лестнице, забыв тут же продолжение фильма и ощутив себя вновь маленьким и слабым. Он закричал призывно Ленке, к которой теперь потянуло его, и полетел вверх, на одном дыхании одолевая четыре лестничных пролета, отделявших от нее. По ступенькам покатился громко стуча баллончик с лаком для волос, теперь уже почти пустой.

***

Из подвала его выбросило, точно не сам он карабкался по ступенькам, открывал решетчатую дверь и пролезал за нее, цепляясь за металлические прутья, а чужая сила толкала его наружу. Людские голоса и звуки шагов по лестнице теперь слышались яснее, и, казалось, еще немного, и он разберет слова и возможно узнает их. Этого ему сильно захотелось, и он пошел вверх по лестнице, чтобы догнать того, кто убегал от него наверх, остановить его и заговорить с ними. На ходу он попытался сорвать с себя пальто, ему хотелось и вовсе раздеться донага, чтобы идти по холодной лестнице совершенно голым и чтобы таким его увидели там наверху, но пальцы не слушались его и не могли расстегнуть пуговиц, зато сознание, разбуженное болью, работало и точно заношенную одежду срывало день за днем воспоминания о последних трех годах, стремясь вернуть его в ту жизнь, из которой он ушел. Осознавая, почему именно сюда привел его инстинкт и озаряясь этой догадкой, невыносимо болезненной и сладкой одновременно, он пошел быстрее, сильнее всего желая сейчас достичь тех, кто -как ему верилось сейчас- ждал его наверху. Он отчетливо слышал легкие шаги, уходившее все выше и выше и ниспадавшие к нему с дробным эхо. Эти шаги и детские голоса наверху ложились на слух музыкой. Не той, что способен сочинить человек, а совсем другого порядка звуками; из тех, что прорываются сквозь иссиня-черные тучи вслед сверкнувшей молнии и которые видимо слишком густы, чтобы человеческое ухо могло их различить, или же те, какими поет ветер, стелящий по ослепительно-белому горному снегу километрах в десяти на уровнем моря. Словом из тех, что можно лишь помыслить на мгновение, а более они и не даются человеческому сознанию, даже и за такие короткие появления требуя жестокую плату и намертво пристращая к себе их услышавшего.

Он все больше отставал от тех легких шагов наверху, за которыми гнался сначала в ярости разбуженного зверя, затем перерождавшейся в стыд от того, что он видел свое отражение в темных стеклах, едва освященных тусклой лестничной лампочкой. Не веря, что с черной поверхности стекла смотрят его же безумные глаза, он внезапно заболел тошнотой, словно бы всю жизнь его обманом везли на пароходе, укачивая его и вот теперь морская болезнь, тлевшая в теле много лет, разлилась по венам и накатывала ядовитой волной под горло. Он перегнулся через перила и перестал сопротивляться тошноте, судорожно сжимая ладонями холодные металлический прутья перил. Ему казалось, что в черноту лестничного проема летела не голубоватая желчь, а все его внутренности выплескиваются и падают тяжело вниз, оставляя в теле пустоту и легкость, и он вот-вот мог стать легче воздуха и даже полететь от тянувшего по лестнице прохладного сквозняка. Когда судорожные волны под горлом успокоились, он отпустил перила и пошел снова вверх, уже зная, что ему не догнать, что тот, который бежал от него, моложе и быстрее, и шагов его уже не слышно, но тем не менее стремясь вперед, помогая себе руками, теперь саднившими от каждого прикосновения к стене.

Его шаги вверх по лестнице, ему самому казавшиеся стремительным полетом, на самом деле были медленными и неуверенными, и со стороны могло показаться, что силы оставят его и он вот-вот опрокинется назад, но он шел наверх, оставляя на известке стен красные отпечатки ладоней. Его жизнь мелькала в памяти, точно нарубленная на кадры, скользя до смешного легко, как будто она и совершалась вся для того чтобы сейчас, пока он поднимался на четвертый этаж, прокрутиться перед ним кратко и поверхностно, будто в подтверждение того, что нет в ней никакой ценности, нет смысла кроме того, что ведал он сейчас, расставаясь с собой и глядя на себя уже со стороны и от этого внезапно наполняясь радостью, бившейся сухим комком подле яремной вены и желанием сбыть эту радость тем, кто наверху, тому кто убежал от него по лестнице.

Он еще раз попробовал скинуть пальто, но пуговицы опять не поддались и на этот раз он успокоился, решив, что теперь это все равно и шагнув на последний перед четвертым этажом лестничный пролет. Когда он остановился перед распахнутой дверью и заглянул внутрь, уже зная, что он увидит там, он вспомнил себя полностью, но вовсе не той тяжелой памятью, какой помнят себя обычно люди, а легко и теперь уже полностью отделившись, в третьем лице, грустно и светло, отпуская... и об этом ему и надо было сказать тем, кто должен был выйти к нему навстречу сейчас, принять его и горько плакать с ними, сказать, что ему не страшно, что смерти нет, что вся его бродячая жизнь сейчас наполнилась смыслом и он стал через него неуязвим для смерти, точно бы его давным-давно призвали в плохой цирк на последнюю роль и он увлекся, забыл, что это лишь роль и что вокруг него декорации и еще немного - он умер бы, не вспомнив себя, но ему удалось вспомнить и он знал наверняка, что все вокруг - только декорации, символ, за которыми и стоит то, ради чего он вернулся к себе домой, и здесь его ждут Женечка и Костя и он набрал в грудь воздуха, чтобы выдохнуть " сынок " , но это осталось лишь невысказанной мыслью, которая высвободилась и вспорхнула прочь с последним выдохом.

 

***

 

- А мы ничего не делали, - врал Костя отчаянно матери, которая выскочила на шум из кухни. - Мы дверь открыли, а он там стоял.

Женя, переложила телефон к другому уху и, зажимая нос, наклонилась над лежавшим в ее прихожей человеком.

- Это ограбление, Кать? - спрашивала она в трубку, а руки ее уцепились за истлевшее пальто и перевернули мешок, бывший только что живым телом.

-Катя, приезжай. У меня тут непредвиденное. Сейчас я скорую или милицию, они разберутся. Нет лучше мы к тебе. Тут запах такой, что Новый Год нормально не отметишь. Я свининку и крабовый салатик беру, а ты шампанское покупаешь и торт, не забудь.

Она смотрела вниз, разглядывая родинку выдававшуюся из-под черных от крови волос, которые проросли под самые глаза мертвеца, хватала фотографию с трюмо и сравнивала, усилием воли отрекаясь от лежавшего и затупляя резавшие сознание воспоминания о муже.

К одиннадцати приехала скорая, засвидетельствовав истощение и смерть от разрыва сердца. Пока фельдшеры и молодой врач сидели на корточках над телом, Женечка Солоухова успела обернуть зажарившийся до полной готовности кусок свинины в алюминиевую фольгу, положить крабовый салат в розетку, упаковать все и переодеться к празднику в новое платье из черного бархата, которое она подарила сама себе. Врач говорил по телефону, пытаясь вызвать машину из морга, а один из фельдшеров тем временем сбегал к машине и принес бутылку шампанского. Женечка вынесла стаканы, сама отказавшись пить, и фельдшеры откупорили бутылку, прикинув, что Новый год придется на следующий вызов и лучше выпить загодя, раз представилась передышка.

За трупом никто не хотел ехать сегодня, и врач сказал Жене, что заберут завтра, часам к семи утра.

-Да вы что, издеваетесь?! - возмутилась Женя. - Им же вся квартира до завтра пропахнет. И в семь часов первого числа! Да это же издевательство. У меня ребенок маленький. Вы о нем подумали? Вынесите его на лестницу, хотя бы, откуда пришел. Ну вот вам. Пятьдесят хватит?

Врач молча глядел на нее, точно она говорила на непонятном ему языке, а потом скомандовал фельдшерам, чтобы убрали шампанское и шли за носилками, решив, видимо, везти умершего в морг на своей машине.

Из дома Женечка вышла вместе с врачом и фельдшерами, пропустив вперед детей, притихших после баловства, но сейчас оживившихся и побежавших наперегонки вниз по лестнице. Когда она усадила детей в машину и тронула с места, фельдшеры только вытаскивали из парадной цеплявшиеся в узком проходе носилки. Перед ними шел врач, кутавшийся в белый халат от холода и поднимавший воротник поддетого свитера. Во дворе хлопали взрывы китайских петард, ракеты взлетали под крыши домов и там рассыпались разноцветным огнем. Мимо машины " скорой " шла компания в масках лисы, медведя, змея. Кто-то поздравил врача и несших тяжелые носилки фельдшеров с наступающим Новым годом. Шутиха, запущенная тут же, закружилась желтым искрящимся колесом. " Новый Год! Новый век! " - кричали пьяно на весь двор. " Тысячелетие! Урра! " - разносилось дробно в морозном воздухе. " Новая жизнь! Урра! " - неслось уже из-за угла под общий хохот. Врач открыл санитарам дверь машины, чтобы те заносили труп и подтянул еще выше воротник на мерзшее горло. Под ноги ему несло конфетти и порванные маскарадные маски. Одну из них, желтую, с оборванной резинкой, подняло над землей, и она словно бы ожила, подхваченная закрутившимся в тугую спираль потоком, но поднявший ее маленький ураган тут же и утих, а маска застыла в воздухе на миг, точно не желая подчиняться тянувшей вниз земле, но, опрокинувшись медленно, все-таки осыпалась. Лязгнули задвигаемые в машину носилки. Декабрьский ветер трезвил подвыпивших слегка фельдшеров и загонял кислый пороховой чад в черные гулкие подворотни.


Проголосуйте
за это произведение

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?
231324  2001-07-19 14:13:02
Разорваки Если другим можно, то почему мне нельзя?
- С поздравлениями запаздываю - но долг платежом красен, так что доброго здоровья и веского слова, мира и благополучия Вам и Вашему журналу, дорогой Владимир Михайлович! <br>Рассказ Крылова мне напомнил сборник из Лит. Памятников "Физиология Петербурга" - была такая "натуральная школа" в конце 19 века в русской литературе, и Дмитрий нащупывает дорогу вполне в русле традиции: святочные рассказы. Питер не вытравишь даже в Нью-Йорке!

231613  2001-08-18 22:02:08
Сергей Ру Д. Крылову
- Такое, охо-хо в рассказе драматическое переплетение кризисов: кризис России + кризис возраста + кризис брака + кризис духовности, профессии, отцы и дети ... На ночь читать не рекомендую ... Спасибо Дмитрий, - если бы еще что-нибудь, на такой же остроте вдохновляющее ... С уважением, Сергей.

231657  2001-08-21 16:27:03
Сергей Ру О либерализме.
- Мне кажется, что очень важным вопросом в рассуждениях о либерализме, является то где и как граждане имеют возможность реализовывать свободы личности. Всем сейчас понятно, что отдельный "Сорос" может заработать побольше иного целого завода с огромным коллективом.... Но если такой человек будет делать деньги на повышениях тарифов для своих сограждан или на продаже "как бы недавно общих" полезных ископаемых ... да еще по демпфинговым ценам ... да еще не платя налоги ... --- то понятно, что такой "либерализм" будет вредить любой стране. А если этот "Сорос" будет зарабатывать на международных спекуляциях, без ущерба для сограждан, - то милости просим (пардон, г-н Сорос за вольное обращение с Вашей фамилией). ТО ЕСТЬ мы стоим перед очень важной проблемой ..., - в принципе, люди, ругающие либерализм имеют на то основание... Но в то же время, не отделяя воды от младенцев, они могут и вредить ... Талантливые люди (программисты, инженеры, ученые, спекулянты ...), наслушавшись таких анти-либеральных разговоров, о том что они должны "мужественно" трудиться для общего блага .... просто уезжают, да потом еще и ругаются с соотечественниками из-за рубежа через интернет ... "Надеюсь", что никого не задел ... С уважением, Сергей.

231712  2001-08-22 18:18:26
Читатель
- Хороший рассказ!

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?
231324  2001-07-19 14:13:02
Разорваки Если другим можно, то почему мне нельзя?
- С поздравлениями запаздываю - но долг платежом красен, так что доброго здоровья и веского слова, мира и благополучия Вам и Вашему журналу, дорогой Владимир Михайлович! <br>Рассказ Крылова мне напомнил сборник из Лит. Памятников "Физиология Петербурга" - была такая "натуральная школа" в конце 19 века в русской литературе, и Дмитрий нащупывает дорогу вполне в русле традиции: святочные рассказы. Питер не вытравишь даже в Нью-Йорке!

231613  2001-08-18 22:02:08
Сергей Ру Д. Крылову
- Такое, охо-хо в рассказе драматическое переплетение кризисов: кризис России + кризис возраста + кризис брака + кризис духовности, профессии, отцы и дети ... На ночь читать не рекомендую ... Спасибо Дмитрий, - если бы еще что-нибудь, на такой же остроте вдохновляющее ... С уважением, Сергей.

231657  2001-08-21 16:27:03
Сергей Ру О либерализме.
- Мне кажется, что очень важным вопросом в рассуждениях о либерализме, является то где и как граждане имеют возможность реализовывать свободы личности. Всем сейчас понятно, что отдельный "Сорос" может заработать побольше иного целого завода с огромным коллективом.... Но если такой человек будет делать деньги на повышениях тарифов для своих сограждан или на продаже "как бы недавно общих" полезных ископаемых ... да еще по демпфинговым ценам ... да еще не платя налоги ... --- то понятно, что такой "либерализм" будет вредить любой стране. А если этот "Сорос" будет зарабатывать на международных спекуляциях, без ущерба для сограждан, - то милости просим (пардон, г-н Сорос за вольное обращение с Вашей фамилией). ТО ЕСТЬ мы стоим перед очень важной проблемой ..., - в принципе, люди, ругающие либерализм имеют на то основание... Но в то же время, не отделяя воды от младенцев, они могут и вредить ... Талантливые люди (программисты, инженеры, ученые, спекулянты ...), наслушавшись таких анти-либеральных разговоров, о том что они должны "мужественно" трудиться для общего блага .... просто уезжают, да потом еще и ругаются с соотечественниками из-за рубежа через интернет ... "Надеюсь", что никого не задел ... С уважением, Сергей.

231712  2001-08-22 18:18:26
Читатель
- Хороший рассказ!

Что говорят об этом в Дискуссионном клубе?
231324  2001-07-19 14:13:02
Разорваки Если другим можно, то почему мне нельзя?
- С поздравлениями запаздываю - но долг платежом красен, так что доброго здоровья и веского слова, мира и благополучия Вам и Вашему журналу, дорогой Владимир Михайлович! <br>Рассказ Крылова мне напомнил сборник из Лит. Памятников "Физиология Петербурга" - была такая "натуральная школа" в конце 19 века в русской литературе, и Дмитрий нащупывает дорогу вполне в русле традиции: святочные рассказы. Питер не вытравишь даже в Нью-Йорке!

231613  2001-08-18 22:02:08
Сергей Ру Д. Крылову
- Такое, охо-хо в рассказе драматическое переплетение кризисов: кризис России + кризис возраста + кризис брака + кризис духовности, профессии, отцы и дети ... На ночь читать не рекомендую ... Спасибо Дмитрий, - если бы еще что-нибудь, на такой же остроте вдохновляющее ... С уважением, Сергей.

231657  2001-08-21 16:27:03
Сергей Ру О либерализме.
- Мне кажется, что очень важным вопросом в рассуждениях о либерализме, является то где и как граждане имеют возможность реализовывать свободы личности. Всем сейчас понятно, что отдельный "Сорос" может заработать побольше иного целого завода с огромным коллективом.... Но если такой человек будет делать деньги на повышениях тарифов для своих сограждан или на продаже "как бы недавно общих" полезных ископаемых ... да еще по демпфинговым ценам ... да еще не платя налоги ... --- то понятно, что такой "либерализм" будет вредить любой стране. А если этот "Сорос" будет зарабатывать на международных спекуляциях, без ущерба для сограждан, - то милости просим (пардон, г-н Сорос за вольное обращение с Вашей фамилией). ТО ЕСТЬ мы стоим перед очень важной проблемой ..., - в принципе, люди, ругающие либерализм имеют на то основание... Но в то же время, не отделяя воды от младенцев, они могут и вредить ... Талантливые люди (программисты, инженеры, ученые, спекулянты ...), наслушавшись таких анти-либеральных разговоров, о том что они должны "мужественно" трудиться для общего блага .... просто уезжают, да потом еще и ругаются с соотечественниками из-за рубежа через интернет ... "Надеюсь", что никого не задел ... С уважением, Сергей.

231712  2001-08-22 18:18:26
Читатель
- Хороший рассказ!

Русский переплет



Aport Ranker


Rambler's Top100