Перебирая недавно старые свои бумаги, я обнаружил среди них пожелтевшую, окольных еще времен фотографию. На ней изображены ученики девятых и десятых классов нашей районной школы ╧ 1 в самый канун первомайской демонстрации 1959 года. В национальных костюмах тогдашних союзных республик, со знаменами в руках мы стоим у школьной двери под высокими уже начавшими распускаться тополями, все возбужденные и празднично веселые. Я - крайний справа в костюме белоруса, а через два человека от меня, в самом центре, в костюме узбечки Ира Андросова. На узбечку она совсем непохожа: русоволосая, вся в крупных, ярко проявившихся к весне веснушках. Верхняя губка у Иры чуть короче нижней, но это ее нисколько не портит, а наоборот, делает какой-то по особому красивой и не по годам взрослой. Мне кажется, что Ира похожа на жену Андрея Болконского Лизу. По крайней мере, я так решил, когда мы изучали "Войну и мир": "Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее - короткость губы и полуоткрытый рот - казались ее особенностью, собственно ее красотой". Но по характеру Ира была совсем иной: своевольной и насмешливой, как все городские девчонки.

Жила Ира на квартире в большом частном доме сразу за железнодорожным переездом. По дороге в школу я часто обгонял ее на велосипеде, чуть притормаживал и предлагал подвезти на раме, но Ира ни разу не согласилась. После уроков я пробовал провожать ее домой, шел рядом, ведя велосипед за руль, а она все поглядывала и поглядывала на мои по-деревенски неглаженые брюки, зажатые внизу, как у всех тогдашних велосипедистов, бельевыми прищепками. С отчаяния я однажды приехал к Ириному дому поздно вечером, уже в сумерках, занял место на противоположной стороне улицы напротив ее окон в надежде, что Ира заметит меня и выйдет. Сам же зайти к ней в дом и вызвать на улицу я не решился. А она меня так и не заметила...

Училась Ира очень хорошо, на одни только четверки и пятерки и собиралась поступать в политехнический или в медицинский институт, что для нас, деревенских мальчишек и девчонок, тогда казалось почти недосягаемым. Мы мечтали, самое большое, о педагогическом институте или о техникуме механизации сельского хозяйства.

В том, что Ира в институт поступит и что вообще она будет человеком известным, а может, даже и знаменитым, никто из нас не сомневался. Но в десятом классе Ира с нами уже не училась. К осени она опасно заболела, пропустила целый год. Ее квартиру возле переезда заняла какая-то иная девчонка из восьмиклассниц, мне незнакомая да и совсем безразличная.

Выздоровев, Ира закончила школу годом позже, и не у нас, а в Корюковке, и в районном нашем городке больше не появлялась. Я тоже вскоре из родных мест уехал: вначале поступил в педагогический институт, а потом ушел в армию.

Долгие годы я об Ире ничего не знал. Но вот однажды уже после армии, во время институтских каникул я зашел на вокзал, чтоб узнать расписание поездов, и вдруг увидел в зале ожидания женщину, очень похожую на Иру; те же крупные веснушки, та же укороченная чуть вздернутая губка. Женщина дремала, положив голову, туго повязанную по лицу и шее пепельного какого-то цвета косынкой на высокую кошелу, которые у нас плетут из ивовых расщепленных надвое прутиков.

Я набрался смелости, подошел к женщине и окликнул:

- Ира?

Она подняла на меня голову, но сразу не признала. Я назвался.

- А-а-а, - как-то устало и почти равнодушно приговорила Ира.

Мне, наверное, надо было уйти, не досаждать ей, но я присел рядышком и спросил:

- Как живешь?

- Нормально, - ответила она и на лице ее у самых кончиков губ промелькнула та ироническая улыбка, которая так смущала меня в школьные годы.

- Замужем?

- Была и замужем, - опять устало и равнодушно проговорила Ира.

Я хотел спросить ее еще о чем-нибудь, например, о том, поступила ли она в институт, и в какой, медицинский или политехнический, или о том, есть ли у нее дети. Но в это время по радио объявили, что начинается посадка на пригородный, корюковский поезд. Ира поднялась, подхватила в руки кошелку и как-то мимо меня направилась к двери. Я пошел провожать ее на перрон к коротенькому, всего в четыре вагона, корюковскому поезду, в голове которого исходил дымом и паром маневровый, оставшийся еще от прошлых времен на ходу паровоз "Кукушка".

Задать свои вопросы я Ире почему-то не осмелился, не осмелился и забрать у нее кошелку, в которой лежали три буханки хлеба, прикрытые газеткой. Она тоже молчала, шла сосредоточенно, отстраненно, ни разу не взглянула на меня и не поинтересовалась моей жизнью. Но возле вагонных ступенек, когда нам уже настала пора прощаться, Ира вдруг все же взглянула на меня и сказала:

- А я видела тебя тогда напротив окон.

- Почему же не вышла? - весь вспыхнул и обиженно заволновался я, как в юношеские годы.

- Не знаю, - пожала она плечами и в уголках ее губ опять промелькнула ироническая забытая улыбка.

Паровоз дал предупреждающий гудок, зашипел паром, выдохнул из трубы облако дыма и, несколько раз пробуксовав громадными колесами, стронулся с места. Ира торопливо поднялась по ступенькам, толкнула дверь и исчезла за ней в путаных лабиринтах вагона. Я побежал вслед за поездом, надеясь увидеть Иру где-нибудь в окне и хотя бы на прощанье помахать ей рукой. Но Иры нигде не было видно.

И опять долгие годы и даже десятилетия я ничего о ней не знал да, признаться, и вспоминал об Ире очень редко. У меня сложилась другая, отдельная от нее жизнь. Но где-то в кoнце восьмидесятых годов я ненадолго заехал к себе на родину и встретился там со старым своим школьным товарищем Николаем. Как и водится во время таких встреч, мы стали вспоминать одноклассников, взаимно узнавать об их судьбах. И вот в самом конце разговора, когда мы с Николам всех одноклассников вроде бы перебрали, я спросил у него:

- А помнишь, у нас в девятом классе была такая девочка, Ира Андросова? Что с ней?

- Помню, - ответил Николай, минуту помолчал и вдруг добавил: - Но ее уже давно нет в живых.

- Как, нет в живых?! - не поверил я ему.

- Ее сбило в Корюковке машиной, - пояснил Николай. А больше ему ничего об Ире не было известно.

Мы попечалились с Николаем о ее такой ранней и нелепой смерти, поговорили еще о каких то общих делах да и расстались. И тоже на долгие годы.

И вот теперь мне попалась в руки старая школьная фотография. Нынче тоже весна, первомай, на тополях уже раскрываются почки, начинают цвести сады, волнуются и щебечут птицы. Все, как прежде, как тогда почти полвека тому назад. Все точно так, все повторяется, разница лишь в том, что между той и этой весной прошла целая жизнь.